Посреди комнаты стоял совершенно голый мужик — мускулистый,
ногастый, похожий на породистого коня. Вокруг него на стульях, на кресле, на
диване валялись предметы туалета, включая носки и галстук. Все это Инга
охватила одним воспаленным взглядом. Мужику было лет сорок или больше — так
сразу не поймешь. Темные мокрые волосы, зачесанные назад, блестели, точно
конская шкура.
Вместо того чтобы схватить какую-нибудь тряпку и прикрыть
«банное место», как говаривала циничная Таисия, мужик хмыкнул и нахально
сказал:
— Надеюсь, вы по-настоящему потрясены моей статью и
всем остальным.
— Вы о чем это? — спросила Инга драматическим
сопрано. — Вы как это?..
Одновременно она попятилась и наступила на его ботинки,
стоявшие тут же, в комнате. Потеряла равновесие, забила руками в воздухе, точно
веслами, и уже начала валиться назад, на стеклянный журнальный столик, но тут
мужик в два прыжка преодолел разделявшее их расстояние и не дал упасть, схватив
ее в охапку.
В тот же самый момент входная дверь хлопнула, и женский
голос окликнул:
— Валерик!
По коридору протанцевали веселые каблучки, и в комнате
появилась девица волшебных форм и гармоничных пропорций с лицом какой-нибудь
графини Пулавской. Правда, когда она увидела абсолютно голого Валерика, двумя
руками обнимавшего Ингу, лицо ее приняло такое бешеное выражение, точно графине
подожгли подштанники.
— Ах вот оно что, Валерик! — завопила девица, из
графини мгновенно превратившись в фурию. — Ты поэтому не хотел давать мне
ключи?! Развлекаешься здесь с девками?!
У незнакомки были черные длинные волосы, завитые мелкими
колечками. Сейчас они дыбом стояли вокруг ее головы, а большой вопящий рот,
накрашенный алой помадой, проглотил все остальные черты лица.
Поставив Ингу вертикально, голый Валерик взял брюки и молча
удалился в другую комнату. — Кто это? — спросила потрясенная Инга у
черноволосой фурии и потыкала вслед ему пальцем.
— Не могу поверить, — продолжала бушевать та,
наступая на Ингу, — что он соблазнился такой драной кошкой!
— А что это вы меня оскорбляете?! — тоже закричала
Инга совершенно неожиданно для своей визави.
Ее нервы, выдержавшие накануне столько испытаний, были
натянуты, как провода, и теперь они начали искрить.
— Ты развлекалась с моим женихом и еще спрашиваешь,
почему я тебя оскорбляю?! — с удвоенной силой завизжала фурия, выкатив и
без того огромные, шоколадного цвета глаза. Шоколад так разогрелся, что,
казалось, вот-вот брызнет из глазниц.
Фурия протянула руки и, схватив Ингу за шею, принялась
трясти. Инга извернулась и связкой ключей стукнула ее по пальцам. Та нащупала
на столе сувенирную тарелочку с надписью «Рига» и огрела ею противницу по лбу.
Это оказалось так больно, что у Инги из глаз полились обиженные слезы.
Тарелочка между тем дзынькнула и раскололась пополам. На пол посыпались осколки
и фурия с хрустом раздавила их каблуком.
— У, гадина! — крикнула она и вознамерилась
завалить Ингу на диван, но тут появился тот тип, из-за которого разгорелся весь
сыр-бор.
— Послушайте, дамы, — примирительным тоном сказал
он, втискиваясь между дерущимися. — Мне, безусловно, приятно, что моя
нагая плоть вызвала у вас такой ажиотаж, но устраивать потасовку совершенно ни
к чему. Давайте решим дело полюбовно.
— И ты еще будешь говорить мне о любви? —
закричала фурия, отскочив в сторону и уперев руки в боки. — Проклятый
обманщик! Я ждала, что ты сделаешь мне предложение! А застала тебя с жуткой
девкой!
— Этого не может быть, — рыдала Инга, растирая лоб
одной рукой, а сопли под носом — другой. — Сначала шеф с пивом… Потом
ребенок с милиционером… А теперь вот — по башке тарелкой!
— Успокойтесь обе! — крикнул мужик неожиданно
резко и сердито. — Черт бы вас побрал! Вероника, я прошу тебя.
— Не надо меня просить! — завизжала та. — Я
все видела своими глазами!
Она развернулась и бросилась в ванную комнату. Щелкнула
задвижка, затем раздались всхлипы, сейчас же сделавшись глухими, —
вероятно. Вероника уткнулась носом в полотенце.
— Так, — сказал незнакомец и повернулся к Инге,
которая почти ослепла от слез. — Давайте с самого начала. Кто вы такая?
— А вы? — прорыдала она. — Кто вы такой?
— Валерий Верлецкий. Это квартира моей тети.
Инга последний раз длинно всхлипнула и подняла на него
заплывшие глазки:
— Марфа Верлецкая — ваша тетя?!
— Вот именно. Чтобы вам было понятнее, я — ее
племянник. А вы?
— А я цветы прихожу сюда полива-а-ать… — снова
разревелась Инга, осознав, что досталось ей, в сущности, ни за что.
— Угу, — сказал Верлецкий и постучал ногой по полу
с таким умным видом, словно на нем были и носки, и ботинки. На самом деле до
конца одеться он не успел. — Марфа вам платила? За полив?
— Нет, — покачала головой Инга. — Я просто
так приходила-а-а…
Ни один человек не смог бы догадаться, что перед ним стоит
деловая женщина, способная управлять большим коллективом и решать сложнейшие
вопросы. Верлецкий тоже не догадался.
— Ну вот что, — сказал он и, окинув ее цепким взглядом,
добыл из кармана висевшего на стуле пиджака бумажник, а из него — двести
рублей. Это показалось ему не много и не мало, в самый раз. — Возьмите за
труды. Спасибо вам большое. Но прежде чем вламываться, надо было нажать на
кнопку звонка.
— Ваша невеста ударила меня по голове тарелкой! —
воскликнула Инга.
— Это вам наука на будущее. — Он сунул две гладкие
сторублевки ей в руку и, схватив за локоть, поднял на ноги. — А теперь нам
пора прощаться. Ваша помощь больше не понадобится. Надеюсь, вы здесь ничего не
забыли? Лейку? Совочек для земли? Нет? Отлично. И верните ключи, пожалуйста.
У него были серые глаза под прямыми широкими бровями.
Смотрел он твердо и холодно. Ни капли теплоты и сочувствия! Он протянул ладонь,
и Инга шлепнула на нее связку.
Потом сжала деньги в кулаке, словно фантики, и поплелась к
выходу. Верлецкий отправился следом, подгоняя ее, словно собака-пастух
отбившуюся от стада овцу. В ванной комнате все еще рыдали, и он сказал Инге
куда-то в макушку:
— Из-за вас я поссорился с невестой.
— Мне-то какое дело! — злобно выкрикнула она,
чувствуя себя самой распоследней дурой на свете. — Я всего лишь цветы
хотела полить! А меня побили!
— Мужайтесь, — ответил Верлецкий, выталкивая ее на
лестницу. — Такое случается со всяким, кто нацелен делать добро. Живите
для себя, тогда все наладится. — И захлопнул дверь.
Выйдя из подъезда, Инга расплакалась еще горше. Лаврентий
Кожухов, сосед с первого этажа, дебошир и пьяница, которого в народе прозвали
«вечнозеленый лавр», внезапно проникся к ней сочувствием и спросил:
