Когда он наконец приблизил кончики пальцев к соскам, она подалась навстречу, как бы умоляя о том, чтобы он приласкал их. Однако облегчение, которое она испытала, когда он их коснулся, длилось недолго. Он накрыл соски ладонями, и от нового мучительного счастья она тихонько застонала.
Ее стоны и телодвижения еще больше воспламенили Данте. Он смог сохранить контроль лишь потому, что внимательно наблюдал за ее реакцией и искал способы доставить ей наслаждение. Однако его желание все росло, и он был убежден, что она хочет того же. Но где-то в глубине теплилось сознание того, что он не может проявить вероломство, не должен подвергать ее риску и причинить ей боль.
Это удерживало его от того, чтобы уложить ее, хотя его тело кричало об этом. Ее стоны и движения говорили о том, что она готова к этому так же, как и любая другая женщина, которой он обладал раньше. Но он продолжал ласкать ее одной рукой, чтобы по крайней мере как-то облегчить ее все возрастающее исступление.
Поначалу она не понимала его намерений, хотя ее тело это знало. Когда он задрал ночную рубашку, обнажив изящество ее ног, она развела бедра и подогнула колени, словно ее женская плоть приветствовала то, чего не мог понять разум.
Данте задрал рубашку повыше и теперь мог видеть верхнюю часть ее приподнятых бедер и куст густых черных волос между ними, мог убедиться, как она ждала того, чего якобы не хотела и не могла.
Он ласкал нежную кожу внутренней стороны бедер и видел, как ее тело тянется навстречу его руке. В его голове проносились эротические видения, в которых он целовал те места, где сейчас скользила его ладонь, и даже чуть выше. Он представлял себе, как его язык ласкает нежные складки, скрытые этими темными зарослями. Их надо лишь слегка раздвинуть… До него долетели тихие стоны, выражающие мольбу о полном удовлетворении желания, которое сжигало ее лоно.
Вид ее обнаженного живота, ритмичное раскачивание бедер, собственные фантазии, ее стоны и вскрики удовольствия, изумление оттого, что он касается ее интимнейших мест, – все это обостряло, возносило на все более высокий уровень его вожделение. Когда он решился проникнуть пальцем в расщелину, которую прикрывали завитки волос, его страсть достигла апогея, и наступило семяизвержение.
Пока он пребывал в состоянии, близком к потере сознания, Флер сползла с его колен и оперлась на собственные ладони и колени. Она устремила на него свой взгляд и какое-то время молча изучала его. Данте сомневался, что его оргазм вернул ее к действительности, поскольку она была слишком неопытна, чтобы понять, что произошло. Вероятно, интимное соприкосновение ее ягодиц с его коленями напугало ее. Она смотрела на него так, как смотрит загнанное в угол животное на охотника.
Он потянулся к ней:
– Вернись, Флер.
Она отодвинулась еще дальше и приподнялась на коленях. Она торопливо прикрыла свою наготу и стала застегивать пуговицы халата.
– Я не понимаю тебя. Ты не нуждаешься во мне для этой цели.
– Если бы ты была не нужна мне, мы не оказались бы здесь сейчас. – Прислонившись головой к стене, он смотрел, как она приводила в порядок свою одежду. – И потом, я думаю, ты очень хорошо меня понимаешь. Ты не понимаешь себя.
Она поднялась на ноги.
– Нет, Данте. Это ты забываешь истину. – Она отвернулась. – Мне следовало принять во внимание твое предупреждение, что ты не будешь добрым сегодня.
Он вскочил, схватил ее за руки и повернул лицом к себе:
– Ты сочла меня недобрым, Флер? Если бы я решил тебя взять, ты думаешь, те голоса в соседнем саду меня удержали бы? Я не уверен даже в том, что ты могла бы меня остановить.
– У меня не было бы иного выбора, как попытаться сделать это.
– Мне так не кажется. Не притворяйся, что тебе это неприятно.
Она высвободила руки и пошла прочь.
– Не делай этого впредь, Данте. Это не принесет нам ничего хорошего, даже если поначалу мне и понравится.
Флер опять сидела у окна своей спальни, поскольку сон к ней не шел. Праздник в доме по соседству подходил к концу, с улицы доносились приглушенные голоса разъезжающихся и прощающихся гостей.
Данте все еще был в саду среди цветов. Что он там делает? Вероятнее всего, заснул.
Из ее головы не выходила мысль о том, что еще недавно она находилась там с ним. Это были сладостные воспоминания об упоительной ночи и замечательной музыке, о жарких объятиях. Головокружительные воспоминания о пережитом коротком удовольствии, подобном тому, которое она испытала за живой изгородью в Дареме.
Ужасные воспоминания, которые овладевали ею, когда он касался ее таким скандальным образом. Шок от умопомрачительных ощущений. Она чувствовала, как в нем возрастает некая неуправляемая энергия. Из тумана, который он создал в ее голове, рождалось осознание собственной уязвимости. Открыв глаза, она увидела свои согнутые и раздвинутые ноги и его руку, которая скользила по ее животу вниз, к волосам между ног…
И кровь. Она видела что-то красное на своих бедрах. Этот образ был в ее голове, но он был таким ярким и реальным. И его воздействие оказалось столь сильным, что испытанное удовольствие мгновенно улетучилось.
И только снова оказавшись в спальне, она начала согреваться. Возвращаться к жизни. Вместе с этим воскресением появилось страшное разочарование, которое она уже испытывала в Дареме. Отвращение к собственной ненормальности.
Данте все не шевелился. Он продолжал сидеть там, подогнув ногу и приподняв колено, голова его была прислонена к стене, словно он смотрел на небо.
Он был недобрым по отношению к ней. Он не нуждался в ней в таком плане, тем более в эту ночь, когда он наверняка провел вечер с любовницей. Это было жестоко с его стороны —напоминать ей о том, чего она не умеет дать. Разве не мог он сдержать себя после того, когда уже побывал с женщиной? Уж не оказалась ли она слишком безрассудной, связав свою судьбу с мужчиной, который столь неразборчив и аппетиты которого безграничны?
Если это так, то они не смогут быть даже друзьями. Это настолько расстроило Флер, что она не могла никак успокоиться. Поначалу в течение непродолжительного времени сегодня было так, как во время их свадебного путешествия. Их объятия и испытываемое удовольствие были безобидными, как тогда за живой изгородью.
А потом ее доверие было оскорблено теми прикосновениями, видом крови и опасной силой, которую он продемонстрировал.
«Это ты не понимаешь себя», – сказал он. Может быть, не полностью, но она все-таки понимает достаточно. Она знала об этом всю свою жизнь.
Она не способна на страсть. Она не может иметь мужа или детей. Она не имеет того, что большинство женщин считают само собой разумеющимся.
Сейчас выяснилось, что она не в силах иметь даже подобие брака. Она не может рассчитывать на дружбу и близость, не осложненную сексуальными ожиданиями.
