– Не знаю, как насчет дам, – вставил Адриан, – но мужчины, с которыми я вчера общался, в один голое признали, что этого мерзавца давно следовало бы убить. Убить гораздо менее благородным способом, чем вызов на дуэль!
Все эти уверения, однако, не успокоили Пен. Она знала, что сможет спокойно вздохнуть лишь тогда, когда Джулиана действительно оправдают. Одно дело – общественное мнение, другое дело – закон. Что из того, что убитый был мерзавец, каких мало? Закон, увы, не делает различий между убийством мерзавца и святого.
Больше всего Пен бесило то, что вчерашний опрос слуг ничего ей не дал. Сейчас, когда судьба Джулиана висит на волоске, в доме графа преспокойно сидят двое, чьи показания (Пен была уверена в этом) могли бы раз и навсегда отвести от Джулиана все подозрения. Всю ночь Пен провела без сна, думая о том, как же все-таки помочь Джулиану. И все, чего ей удалось добиться, – это лишь встать наутро с ужасной головной болью и с полным отчаянием в сердце.
– Прошу всех встать, суд идет!
Судья, заседатели, прокурор, обвиняемый заняли свои места. Найтриджа же почему-то нигде не было видно.
– Похоже, – заявил судья, плохо скрывая свою иронию, – вчерашняя пламенная речь мистера Найтриджа утомила его! Прискорбно! Что ж, начнем без него.
Обвинения, вновь зачитанные прокурором, слово в слово повторяли вчерашние. Впрочем, и Найтридж, будь он здесь, вряд ли бы сказал что-то новое, так что присутствие его, по сути дела, ничего бы не дало. Однако Пен была зла на Натаниэля. Пусть бы он не смог ничем помочь Джулиану, но мог хотя бы поддержать друга своим присутствием в тот момент, когда решается его судьба!
С задних рядов вдруг донесся какой-то шум. Он становился все громче. Служитель закона посмотрел туда, откуда доносился гул. На лице прокурора отразилось явное неудовольствие.
Сквозь толпу продирался Найтридж.
– Прошу прощения, ваша честь, – произнес он, протиснувшись к судье, – мне помешали срочные дела.
– Ничего страшного, сэр! – усмехнулся тот. – Ваше присутствие вообще не обязательно! Мы прекрасно обошлись бы и без вас.
– Заседание еще не закончено, ваша честь.
– Суд располагает всем, что ему нужно для вынесения приговора, сэр.
–Даже после вынесения приговора могут возникнуть обстоятельства, требующие его пересмотра. – Найтридж был явно задет бестактностью судьи. – Так, между прочим, написано в законе. Закон превыше всего, ваша честь!
Судья молчал, глядя на Найтриджа с нескрываемым презрением.
Неизвестно, чем бы закончилось это противостояние судьи и адвоката, если бы шум, поднявшийся в зале, не заставил все-таки судью дать Найтриджу слово.
– Леди и джентльмены! – взойдя на кафедру, начал Натаниэль. – Вчера вечером ко мне явилась особа, заявившая, что хотела бы предоставить суду некие показания. Прошу вас, леди! – Он сделал знак кому-то в зале.
Все головы тотчас же обернулись туда, куда смотрел Натаниэль.
К трибуне действительно направлялась некая дама. Пен тоже посмотрела на нее и была не на шутку удивлена.
– Сеньора Перес.
– Господи! – прошептала София. – Она-то какое ко всему этому имеет отношение?
– Убей меня, не знаю! – пожала плечами Пен, Сеньора Перес подошла к судье. Платье цвета слоновой кости эффектно оттеняло ее бронзовую кожу. Шляпка сеньоры Перес была весьма скромной, но на плечи была накинута длинная, почти до пят, темно-синяя с изысканным зеленым узором экзотическая шаль. Как ни широки были складки шали, даже они не смогли скрыть соблазнительных округлостей знойной южанки.
Тогда, в полумраке театра, Пен не рассмотрела черты лица сеньоры Перес. Теперь же, когда это лицо было ярко освещено лучами, падавшими из высокого, словно в готическом соборе, окна, Пен не могла не отметить утонченную и в то же время бесстыдно-соблазнительную красоту смуглянки.
– Мы все внимание, мэм! – ехидно скривился судья. – Господин адвокат заявляет, что вы обладаете информацией, способной пролить новый свет на обстоятельства убийства графа Глазбери. – Было понятно: судья ни на секунду не верил, что эта красотка действительно способна сказать что-то такое, что заставило бы его пересмотреть давно уже принятое решение.
– Об обстоятельствах убийства я ничего не знаю, ваша честь.
– Тогда, может быть, вам лучше не отнимать у нас время?
– Но я все же считаю своим долгом кое-что рассказать суду.
– Слушаем вас, сеньора.
– Я могу подтвердить, что мистер Хэмптон в ночь убийства не мог находиться в доме графа Глазбери. – Сеньора Перес сделала паузу. – Дело в том, что в ту ночь он был у меня.
У Пен перехватило дыхание. Впрочем, не только у нее, ибо секунд через пять весь зал, как по команде, дружно выдохнул.
Пен уставилась на даму, стоявшую перед судьей. И она, замужняя женщина, так просто признается перед всем светом в ночном визите постороннего мужчины?! Что-то здесь явно не то.
– Я не ослышался, мэм? – Лицо судьи расплылось в сальной улыбке. – Хотите сделать добровольное признание, что вы – еще одна любовница мистера Хэмптона? Ну и аппетиты у этого парня! Сколько же у него, интересно, таких?
Плоская шутка, очевидно, показалась ему самому верхом остроумия, но никто в зале даже не улыбнулся.
– Это не то, о чем вы подумали, сэр, – с достоинством проговорила Перес. – Я консультировалась у него по юридическим вопросам. Мой муж хотел вложить деньги в одно дело, а мне оно показалось сомнительным. Поэтому я и решила встретиться с мистером Хэмптоном втайне от мужа. Рауля в ту ночь не было дома. Мистер Хэмптон пришел ко мне около полуночи и пробыл часа два.
– И мистер Хэмптон решил вашу проблему? – с издевкой спросил судья. – Остались ли вы довольны, сеньора?
Вопреки расчетам судьи аудитория, однако, совсем не спешила восторгаться его сомнительным остроумием. Судья, пожалуй, был единственным, для кого происходящее было всего лишь забавным спектаклем. Те же самые люди, которые еще вчера пришли сюда исключительно ради любопытного шоу, сегодня были совсем в другом настроении. Конечно же, этими людьми двигало не столько желание торжества истины, сколько стремление засвидетельствовать перед всем светом свое восхищение героем! Пен с удовлетворением отметила, что подобные настроения ей, пожалуй, еще больше на руку, чем если бы публику по-настоящему волновало, кто же все-таки настоящий убийца. София была права: даже если бы публике сейчас предоставили неопровержимые доказательства виновности Джулиана, она и тогда бы все равно в один голос потребовала его освобождения. О кончине же графа Глазбери публика сожалела не больше, чем о гибели какого-нибудь таракана или крысы.
Сеньора Перес, казалось, и не заметила двусмысленных намеков в реплике судьи, словно полностью исключала, что такой респектабельной леди, как она, можно приписать подобное.
