Спутники Трилборна переглянулись и пробормотали что-то себе под нос. Граф, вытянувшись в струну, машинально коснулся ножен, висевших у бедра.
— Данбар все это время был с вами?
— Разумеется, — с раздражением ответила Кейт. Она не позволит гнусным домыслам пошатнуть ее чувство собственного достоинства. Ни за что.
— Если вам интересно мое мнение, то я считаю, что компания лесных разбойников была бы предпочтительней.
— Сэр!
Росс одним прыжком оказался рядом с Кейт.
— Лорд Трилборн хочет сказать, леди Кэтрин, что компания разбойников была бы предпочтительней с его точки зрения, — насмешливо, нараспев произнес он. — Какого же джентльмена обрадует весть о том, что его дама провела ночь с его заклятым врагом.
Кейт едва не прожгла Шотландца взглядом насквозь.
— Я не дама лорда Трилборна. И вряд ли ею когда-либо стану.
— Но, готов поручиться, он не стал бы возражать, — сказал Росс, обращаясь к ней. — Только не говорите, что вы и его намерены спасти от проклятия трех граций!
— Вы хоть понимаете, что это за человек? — вспыхнул Трилборн, в сердцах ударяя себя по ноге бобровой шапкой. — Это семейство — наш бич! Уже который век эти гнусные люди — соседи, которых мы не выбирали, — похищают наших женщин, крепостных, скотину! Шотландские выродки!
— Ага, а вы потом уговариваете их вернуться, да они почему-то не идут, — мрачно пошутил Росс, произнося каждое слово с нарочитым шотландским акцентом.
Трилборн впился в рукоять меча, как будто намеревался его обнажить. Шотландец выбросил руку вперед: его меч был уже наготове, зажатый в кулаке. Пока что оружие мирно упиралось в землю.
— Твой дед похитил мою бабушку! — прорычал Трилборн.
— Да, похитил. Чтобы вызволить десять девочек, которых твой дед увел из деревни, сожженной им дотла.
— Она понесла от него! — продолжал Трилборн, размахивая шапкой.
— Верно: она оказалась женщиной миловидной и обаятельной, как в такую не влюбиться? Он бы оставил ее у себя, если бы народ не потребовал возвращения тех десяти крестьянок. И тем не менее он продержал ее до самых родов, чтобы твой дед хотя бы ребенка не тронул. И правильно сделал, ибо мать ребенка он убил тотчас по возвращении! — Росс взглянул на Кейт. — Моя бабушка умерла задолго до этого, и дед так оплакивал леди Трилборн, что больше не смотрел на женщин.
— На женщин нашего рода — уж точно! — заявил английский лорд.
Росс лишь презрительно фыркнул.
— Нет, хотя двух жен из клана Данбар англичане похитили в отместку и вернули в таком состоянии, что одна сразу утопилась, а другая ушла в монастырь.
— А что случилось с ребенком? — не удержалась Кейт.
— Его воспитали вместе с моим отцом как родного брата. Кто-то убил его выстрелом в спину из засады. Он успел дать жизнь моему кузену Лиаму.
— Выстрелом в спину во время угона скота, — едко уточнил Трилборн.
Шотландец и бровью не повел.
— Да, он имел ту же нелепую склонность к воровству, что и мой отец. Но довольно об этом: леди Кэтрин устала, проголодалась и замерзла, и своей болтовней мы ее положения не улучшим. У вас найдется лишняя лошадь или прикажете леди возвращаться в замок пешком?
Если бы Кейт не увлекла перепалка мужчин, она сама бы не преминула отметить нечто подобное. Приграничные войны славились своей безжалостностью, но эта война казалась более страшной, более жестокой, чем остальные. Кейт еще никогда не видела, чтобы лорд Трилборн так сердился: обычно он источал лишь приторные улыбки и фальшивую галантность. Но взгляд, которым он пронзил Шотландца и ее заодно, был убийствен. Либо Трилборн желал заполучить ее сильнее, чем она предполагала, либо желание это усилилось, когда он застал ее с Россом Данбаром. Возможно, сыграло роль осознание того, что подобные ночевки, как правило, приводят к браку без согласия сторон.
И откуда лорду Трилборну было знать, что они с Шотландцем поклялись не приносить такой жертвы? Но ничего, рано или поздно он обо всем узнает. И скорее рано, чем поздно.
Кейт улыбнулась как можно более устало; Трилборн протянул ей руку, и она, не обращая внимания на язвительный смешок Росса, позволила отвести себя к крепкому серому коню.
Там она остановилась, чтобы конь понюхал ее руку, а после потрепала его по мягкой морде. Такой конь больше подошел бы мужчине. Или для того, чтобы перевозить труп, с содроганием подумала леди Кэтрин.
— А других лошадей у вас нет? — спросила она, обернувшись через плечо.
— Мы не знали, что обнаружим, поэтому готовились к худшему, — с надменным видом пояснил Трилборн. — Данбар может бежать за нами следом или ждать, пока за ним пришлют.
Какое оскорбительное предложение — чтобы он, гордый шотландец, бежал следом за английским лордом, как жалкий слуга!
— Или же так: я могла бы ехать у него за спиной в дамском седле. Это, в конце концов, седло мужское.
— Если вам так угодно, езжайте со мной, — мигом ответил Трилборн.
Заносчивость его была поразительна. Возможно, леди Кэтрин устала сильнее, чем предполагала, ибо в следующий момент зачем-то возразила графу:
— Не хочу подвергать вашего породистого жеребца такому унижению. Сэр, — обратилась она уже к Шотландцу, — вы позволите мне ехать с вами?
Смерив ее долгим взглядом, но не сказав ни слова, Росс запрыгнул на коня — да так резво, что полы его килта раздуло ветром. Уже из седла он протянул ей руку.
Когда Кейт всматривалась в бездонную синеву его глаз (в течение нескольких нескончаемых секунд), у нее на душе почему-то становилось спокойно. По всему телу разливалось чувство защищенности. Она взяла его за руку чуть выше запястья. Короткий рывок, напряжение стальных мускулов — и вот она уже сидит у него за спиной, бережно обвивая руками его стан.
Трилборн явно злился, но не мог позволить гостю Генриха возвращаться ко двору пешком. Он отошел к своему жеребцу, принял от оруженосца поводья и, когда тот слегка его подсадил, наконец взгромоздился на коня. Поручив двум помощникам затушить костер (с такой интонацией, как будто это был приказ императора), граф повел отряд прочь с поляны — в сторону замка.
Кейт оглянулась, силясь запомнить этот пейзаж: костер, и снег, и заснеженный шалаш. В груди у нее стало больно от малопонятного, но острого чувства утраты. На несколько часов она обрела свободу. Никого не интересовало, как она выглядит и во что одета; Россу безразличны были ее осанка и походка; она могла есть, как ей вздумается, и молиться, как ей удобно. Никто не требовал, чтобы она приседала в поклонах, как утка, ковыляющая к родным камышам; она не обязана была помнить все хитросплетения устаревших титулов и кто кому является сюзереном, а кто — вассалом. Можно было не бояться обидеть кого-то неосторожным словом или стать жертвой доносчика. Она могла быть собой. К тому же компанию ей составлял мужчина, который не жеманничал, не рисовался и не пытался воспользоваться ее беззащитностью. Вполне возможно, что такое больше не повторится.
