— Хм-м. Быть может, тебе так нравилось.
— Ты льстишь себе, — высокомерно отозвалась Маркейл. — Я вообще ничего не замечала.
Он выразительно поднял брови.
— Вначале. Я думала, ты не осознавал, что делаешь…
— Хм-хм-м.
— …но потом поняла, что ты прекрасно знаешь и ведешь свою игру.
— Признайся, это доставляло тебе удовольствие — хоть чуть-чуть.
Да, и огромное, а не чуть-чуть.
— Абсолютно никакого. Вы, сэр, обязаны передо мной извиниться.
— А мне было очень приятно, когда ты спала у меня на коленях. — Уильям совершенно не чувствовал себя виноватым. — И тебе, несомненно, было удобно, потому что ты спала довольно долго.
— Я была такой уставшей, что могла бы спать и на скале. — Маркейл, все еще чувствуя раздражение, ощупывала сиденье в поисках растерянных шпилек. — Как получилось, что я спала у тебя на коленях? Когда я засыпала, ты сидел на противоположном сиденье.
— Некоторое время ты спала сидя, а потом дорога стала неровной, и ты начала заваливаться на бок, а я удержал тебя от падения, чтобы ты не разбила себе голову.
У Маркейл промелькнуло смутное воспоминание о том, как Уильям теплыми руками заботливо кладет ее голову к себе на колени, но оно промелькнуло так быстро, что Маркейл усомнилась, было ли это на самом деле или ее воображение просто с готовностью приняло желаемое за действительное.
— Тебе грозила опасность. — Уильям с шутливой серьезностью смотрел на нее. — Ты могла остаться без глаза.
— На этом моя карьера закончилась бы, потому что для женщин с одним глазом нет ролей. — Маркейл скривила губы, а он, казалось, задумался над ее словами.
— Ты могла бы играть одну из ведьм в «Макбете».
— Ну… это единственная роль.
— И имея только один глаз, тебе было бы трудно выбирать такие восхитительные шляпки. — Потянувшись, он взял с противоположного сиденья ее шляпу и поднял ее. — Эта, например, мне нравится, хотя я не большой знаток шляп.
— А я неравнодушна к шляпкам.
Маркейл с удовольствием смотрела на бархатную шляпку с низкой тульей и с тонкой красной лентой под цвет отделке мантильи.
— Это я помню.
Уильям бросил шляпку обратно на сиденье.
Хорошее настроение Маркейл пропало. Каждый раз, когда он заговаривал об их прошлом, ей приходилось бороться с чувством вины. Маркейл по опытузнала, что из всех женских эмоций осознание вины было наиболее уязвимым, это легко можно было сыграть на сцене.
Когда Маркейл закалывала последние уложенные пряди волос, экипаж снизил скорость, и она, наклонившись вперед, смотрела, как они въезжают во двор гостиницы.
Как только экипаж остановился, Уильям открыл дверцу, вышел и опустил ступеньки, а потом протянул Маркейл руку.
— Не хочешь ли выйти?
Низкая почти квадратная гостиница из серого камня стояла рядом с узкой просёлочной дорогой. Еще шесть небольших домов и церковь с кладбищем — это все, что находилось в маленькой деревушке.
— Постон! — позвал слугу Уильям, когда Маркейл вышла.
— Да, сэр?
Слуга мгновенно соскочил со своего места на козлах.
— Наведите справки о высокой рыжеволосой женщине. Она могла останавливаться здесь. На этой дороге нам встретилось не так уж много гостиниц.
— Их всего несколько, и для нас это хорошо, кэп. Если рыжеволосая леди здесь останавливалась, ее запомнили. Хотя все будет по-другому, когда мы выедем на Северную дорогу. — Постон нахмурил густые седые брови. — Дорога очень загружена, и преследовать леди станет труднее.
— А леди как раз славится тем, что ее трудно выследить, — добавила Маркейл, — поэтому нам нужно торопиться и использовать все преимущества, которые у нас есть.
Постон кивнул.
— Я надеялся, что к этому времени мы ее догоним, но она продолжает двигаться с дьявольской скоростью.
— Вы сможете поменять лошадей? — спросил Уильям.
— Да. Конюх из «Быка и куста» сказал, что эта гостиница принадлежит его кузену, и все животные в отличном состоянии. Он сказал, что если мы захотим, можем взять еще и верховую лошадь.
— Значит, мы могли бы послать вперед на разведку слугу.
— Я тоже об этом подумал.
— Тогда действуйте. — Уильям обернулся к Маркейл. — Тебе стоит воспользоваться удобствами, потому что мы долго не пробудем здесь. Погода меняется, и нам нужно торопиться.
Маркейл с сомнением посмотрела вверх на чистое небо.
— Да. Восход был очень солнечным, но еще до наступления ночи мы столкнемся с грозой. Правда, если нам повезет, мы догоним мисс Чаллонер раньше.
— Хорошо, я быстро. Мне нужна только моя дорожная сумка.
Уильям повернулся и окликнул лакея, который понес в гостиницу ее багаж.
Войдя внутрь вслед за лакеем, Маркейл попросила комнату и ведро воды. Так как времени на то, чтобы согреть воду, не было, она ограничилась очень холодным, вызывающим дрожь обтиранием. Сопровождавшая ее горничная охала и ахала над платьем, которое Маркейл выбрала на смену своему помявшемуся, — темно-синее с фиолетовым рюшем, подходящим по цвету ее глазам, — а потом зачесала Маркейл волосы наверх и собрала их в гладкий пучок.
Пока горничная укладывала ее дорожную сумку, Маркейл, отойдя, взглянула на свое отражение в зеркале и осталась довольна, а потом они вместе спустились по лестнице и вышли в гостиничный двор.
Маркейл засунула перчатки в карман мантильи, ей до сих пор было больно натягивать их на руки.
— Бетси, пожалуйста, попросите кого-нибудь из лакеев снова привязать мою сумку к экипажу.
Горничная не шелохнулась.
— Бетси?
Маркейл взглянула на нее.
Взгляд девушки был словно прикован к чему-то за спиной Маркейл. Маркейл обернулась — и тоже застыла.
Уильям в одних лишь сапогах и бриджах стоял у помпы, его тело, казалось, состояло только из мускулов, которые перекатывались под кожей. Дотянувшись до ведра, он достал большую намыленную губку и водил ею по широкой груди и сильным рукам, и Маркейл восторженным взглядом провожала каждое его движение.
— Да-а! — выдохнула Бетси.
У Маркейл громко стучало сердце, и она смогла только кивнуть. Глядя на него, загорелого, без рубашки, Маркейл почувствовала, как ее снова захлестывает поток воспоминаний — о его теплых руках, ласкающих ее, о его губах, прокладывающих дорожку от плеча к ее груди, о силе его мускулистых рук, когда они обхватывали ее за талию и притягивали ближе…
Ей пришлось зажмуриться, чтобы не застонать вслух. Ее тело мечтало о том, что когда-то доставляло удовольствие. Это было так давно. Очень-очень давно.
