Просто или дождь есть, или дождя нет.
Иногда мне хочется, чтобы и наша жизнь была такой же».
Маркейл нашла Уильяма в вестибюле; с его накидки стекала вода, и на полу образовывалась лужица. В обычный день Уильямом можно было любоваться — высокий, широкоплечий, темноволосый, с присущей ему исключительно гордой капитанской выправкой. Но сейчас, когда он снял накидку, под которой была такая же мокрая одежда, прилипшая к мускулистому телу, у Маркейл быстро забилось сердце.
— Ты нашел ее? — спросила она, быстро подойдя к Уильяму.
— Нет, — он откинул с лица мокрые волосы, — но в такую погоду она не могла далеко уйти.
— Что случилось?
— Мы с Постоном следовали за мисс Чаллонер и ее людьми до гостиницы, что расположена неподалеку от этой, и прибыли туда меньше чем через двадцать минут после них. Хозяин гостиницы ее видел и был уверен, что она в баре, но там ее не оказалось — ее не было нигде. Все помнили, как она прибыла, потому что, очевидно, была в великолепном настроении, но никто не помнил, как она уезжала. Ни конюхи, ни форейторы, ни горничные — никто. Она словно испарилась.
— Как ей это удалось?
Маркейл скривилась.
— Хотел бы я знать.
— И я тоже. Я предупреждала тебя, что она имеет склонность исчезать.
— Я помню, — сухо откликнулся Уильям. — К сожалению, полученное предупреждение не всегда означает, что что-то можно предотвратить.
— Прости. — Ей пришлось засмеяться. — Я вовсе не хотела выглядеть всезнайкой.
— Это хорошо, потому что мне было бы неприятно выводить тебя из этого заблуждения.
— Бросаешь мне вызов, Херст?
Она дерзко подняла брови.
— Нет, пока чего-нибудь не поем. Я умираю от голода. — Он поморщился. — Проклятие, мы были так близко! Хотя Постон полагает, что теперь появилась возможность отыскать ее.
— Правда?
— Да, по одной из лошадей. Подкова на одном копыте закреплена не совсем правильно. И когда прекратится дождь, скопившаяся грязь поможет нам проследить их путь.
— Это обнадеживает.
Размотав с шеи мокрый шарф, он бросил его поверх накидки, висевшей на вешалке.
— К счастью для нас, в такую погоду никто не отважится путешествовать. Как только дождь ослабеет, четверо наших слуг проверят другие гостиницы на этом участке дороги.
— Превосходная идея.
Его упрямо сжатый рот сказал Маркейл, что Уильям твердо намерен поймать их недруга. Но это не слишком ободрило ее, так как Маркейл знала, какой неуловимой может быть мисс Чаллонер.
Когда Маркейл повернулась, чтобы Уильям не мог заметить оттенок разочарования на ее лице, ее ботинок попал в лужу, образовавшуюся от мокрой одежды Уильяма, и каблук поехал по скользкому полу.
Ее нога потеряла опору, и Маркейл невольно вскрикнула, но Уильям сильной рукой крепко обхватил ее за талию и плотно прижал к широкой груди.
— Осторожно, милая! — прогремел ей в ухо его низкий голос, а теплое дыхание коснулось щеки. — Я не для того привез тебя в такую даль, чтобы ты сломала себе шею на скользком полу.
Ее сердце забилось так громко, что у Маркейл зазвенело в ушах.
— Когда я пришла, он не был скользким, — едва дыша, заметила она и прислонилась головой к широкому плечу Уильяма. — Но потом появился ты, и все, что было надежным, внезапно стало опасным. Как пол. Зато теперь я в полной безопасности. Можешь отпустить меня.
— Тебе повезло, что я оказался рядом.
Он насмешливо поднял бровь.
— Если бы тебя здесь не было, я не поскользнулась бы, потому что на полу не было бы воды, — парировала Маркейл, хотя не сделала ни малейшей попытки отодвинуться.
Перёд ее платья совершенно промок, но она не обращала на это внимания; очень часто во время этого путешествия она и Уильям набрасывались друг на друга язвительно и с недоверием, и теперь ей хотелось насладиться приятным моментом.
Учитывая все, с чем они столкнулись в эти последние дни, им можно было простить нерадостное настроение. Слишком многое было поставлено на карту, и они разбирались со своими страхами и тревогами, руководствуясь прошлым опытом.
Маркейл прижалась щекой к плечу Уильяма и на мгновение закрыла глаза. Она промокла, замерзла и устала, а отвратительная погода прошедшего беспокойного дня сделала все только еще хуже. Ничего на свете не хотелось Маркейл так, как горячей ванны и чистой постели… и теплых прикосновений Уильяма.
Внезапно она поняла, что отношения с Колчестером защищали ее не только от нежелательных ухаживаний, но и от приятных тоже. На самом деле за эти годы она сумела изолировать себя практически от всех, кроме бабушки.
Она могла поклясться, что ей нравится такая жизнь, что мир и спокойствие — это все, что ей нужно. Но эта поездка с Уильямом на многое открыла ей глаза.
Маркейл была не просто одна в этой жизни — она была одинока.
Мускулистое тело Уильяма излучало тепло даже сквозь мокрую одежду, его сильная рука лежала у нее на талии, его широкое плечо надежно поддерживало ее, и Маркейл чувствовала себя защищенной и частью чего-то большего, чем она сама.
Слезы защипали ей глаза и заклокотали в горле. «В чем дело? Моя жизнь не так уж плоха, у меня есть сестры и бабушка, которые нежно любят меня. И Колчестер всегда был мне другом, который искренне заботится обо мне и который…»
Маркейл прикусила губу. У которого в жизни столько же лжи, сколько у нее.
Если отношениям недостает искренности, откровенности, могут ли они быть прочными? Уильям справедливо поинтересовался, почему она не позволила Колчестеру помочь, когда ее впервые шантажировали.
Она не попросила у него помощи, потому что их отношения могли не выдержать такого испытания.
Это была неприятная правда, но нужно было посмотреть ей в лицо: Колчестера не было с ней рядом в трудную минуту. Значит, он так и не стал для нее настоящим другом.
Прильнув к Уильяму, Маркейл уткнулась лицом в его мокрое плечо. Как легко было бы привыкнуть к этому — к сильной руке, которая подхватывает тебя, когда падаешь, и к тому, что есть на кого опереться в жизни, когда становится трудно.
Маркейл осознала, что Уильям стоит, не шелохнувшись, — он заключил ее в объятия и положил подбородок ей на голову. Он, должно быть, мыслями сейчас где-то далеко.
— Прости, я просто замерзла и… — Она неохотно освободилась из его теплых рук, и от ее теперь сырой одежды у Маркейл по коже побежали мурашки. — Спасибо, что поддержал меня.
— Ты приземлилась бы прямо на свой зад, — радостным тоном согласился он. — А это недопустимо.
Он подхватил ее на руки и, отнеся к лестнице, осторожно опустил, а потом насмешливо заглянул ей в глаза и, наклонившись, тихо сказал:
