– А я думал плечевая, ты ж меня не предупреждал, вот я и подумал, дай в гости напрошусь, в Мерседесе-то кондиционер…
Лошадиное лицо Лупиконя осветилось мстительной улыбкой. Кивком головы он поощрил рассказчика, так лихо уевшего Хвата, мол, продолжай дальше, ничего не бойся.
– То да се… Сигаретка… Стаканчик, второй… – заливался соловьем Брехунец. Он уже и забыл, что его пытают и собрался живописать летнюю ночь, когда его одернул Хват.
– Кончай трещать, верю что она проболталась насчет четырех гарнитуров и бриллиантов. Но где сами брюлики?
Да, вопрос конечно неприятный. Сколько ни води за нос, сколько ни разглагольствуй об абстрактных материях, а конкретные брюлики вынь да положь на стол или укажи в какую сторону они испарились. Брехунец видно прикинул и так и эдак и понял, что кроме нас ночью никто не мог залезть в цех, тем более, что знали про четвертый столик в курилке только мы с Данилой. Он и показал в нашу сторону.
– Ищите у них.
Хват-Барыга и Лупиконь свежими рогами боднули в нашу сторону.
– Сознавайтесь мальцы, где?
– Отступного хорошего получите!
Процентов так на 99,99 я был уверен, что Данила побывал ночью в цеху. Уж очень утром нарочито безмятежный и заспанный у него был вид, когда он вышел на крыльцо. Проспать такой шанс и даже не обругать себя, сроду не поверю. Да мой дружок бы изловчился и сам себя за одно место от досады укусил. Мне показалось, что запираться не имело смысла. Если попробовать всю ситуацию снова разложить по полочкам, останутся торчать только наши с Данилой уши. Данила видно так же решил.
– Ладно, скажу я вам где ваши брюлики, только вперед договоримся об отступном. А за сломанный шахматный столик отдельно.
Вы бы видели, как у них у всех вдруг загорелись глаза. Они как на бога смотрели на моего приятеля.
– Сколько? – сразу спросил Хват.
– Двести хватит? – полез за лопатником Лупиконь.
– С каждого по двести и за столик еще двести. Итого с вас всего тысяча, – подбил баланс Данила. – С каждой пары по пятьсот или с носа по двести пятьдесят. Брехунец не в счет.
Лупиконь первым протянул моему приятелю пятисотрублевую купюру.
– Ты че с луны свалился, – осадил его Данила, – у нас в стране даже Центробанк держит золотовалютные запасы в зелени, а ты предлагаешь деревянные. Да что я на них куплю?
Однако и Хват не собирался расплачиваться долларами. Он тоже достал пятьсот рублей.
– Перебьешься!
– Жмоты!
Когда деньги после двойного пересчета исчезли в кармане у Данилы, он выдержав приличествующую драматическому моменту паузу, заявил:
– Брюлики ваши… ваши брюлики Брехунец проглотил.
Говорят, чем абсурднее версия, тем больше ей веры. Ложь должна быть наглой, нахальной и большой. Брехунец заверещал как поросенок.
– Врет он все.
– Могу подзорную трубу принести, если не верите, – сказал Данила.
Подзорная труба по-моему всех окончательно убедила. Каждый мысленно представил себя на капитанском мостике с подзорной трубой и смерил обвиняемого с головы до ног. Брехунца тут же с двух сторон подхватили Хват-Барыга с Лупиконем.
– Может ты не подзорную трубу, а стетоскоп имел в виду? – пожалела незадачливого враля жена Коня.
– Зачем, – пожал плечами Данила, – вы же не слушать будете, а смотреть.
А Брехунец снова закричал:
– Не надо подзорной трубы. Я и так все расскажу.
Я ошарашенно смотрел на Брехунца. Неужели Данила прав и бриллианты у него в животе? Но как? Как они там оказались? Что такое неизвестное нам он может рассказать? Брехунец взбрыкнулся!
– Черт с вами, хотите слушать, слушайте, но сначала закройте двери на замок, чтобы никто не убежал.
Лупиконь тут же выполнил его указание. В замке провернулся ключ и исчез в его широком кармане.
– Ну рассказывай!
Мы знали, что как только Брехунец видел вокруг себя внимающую ему толпу, он моментально преображался. Вот и сейчас, приковав к себе всеобщее внимание, он неторопливо налил себе пепси-колы, промочил горло и начал:
– Попрошу только без рук. Будьте джентльменами собратья по афере. Разговор пойдет о ваших ненаглядных дамах.
– Может быть мы тут больше не нужны? – с надеждой спросил я Хвата.
– Да, нет уж сидите теперь до конца, коли вляпались в эту историю. Еще неизвестно где брюлики? У меня нет веры Бреху!
А Брехунец окончательно взял инициативу в свои руки. Наступил его звездный час. Он театрально сел в кресло для клиентов и даже закинул ногу на ногу. Затем улыбнулся Хвату и сказал:
– Раз у тебя нет веры ко мне дорогой коллега, с твоей дамы и начнем. Так вот, на чем я остановился? Ах да! Прибыл я вчера на стоянку на шестой километр, спрятал Камаз за Мерседесовскую фуру и жду когда вы проедете мимо – меня догонять. Долго же вы бортировали колеса. Не торопились видно. Я и ждать уже устал. Смотрю, наконец, вы – мои работодатели проехали. Ну думаю слава богу, счастливый путь. Решил я никуда не ехать и тут отоспаться. Что мне в городе светиться? Я уже укладываться начал, как вдруг какая-то шара стучится в дверь и просит прикурить. Богом клянусь Хват, не хочу оскорблять твою невесту, но я сначала подумал, что плечевая, уж очень повадками смахивает на нее. Я ее и шуганул.
Жгучая брюнетка внимательно слушавшая рассказ Брехунца недовольно скривила губы но промолчала. Ну и выдержка у нее, подумал я.
– Ты про винцо и сигареты расскажи, – перебил его Лупиконь.
Недовольный Брехунец его одернул.
– Вино было потом, когда мы сделку обмывали.
– Да не перебивайте вы, а то он до вечера будет байки травить, – одернула мужа Лихобаба. – Продолжай Брехунок.
Брехунец не заставил себя долго ждать.
– Отшил ее и смотрю, что же она будет делать? А она забралась снова в кабину фуры-Мерседеса, достала две бутылки пива и приглашает меня оттуда. Что мне было делать? Чего не выпить? Ехать никуда не надо, права не отнимут. Честное слово Хват, я не знал, что она твоя невеста, а в Мерседесе ведь кондиционер, прохладно. В общем подвел я тебя, извини.
Мы видели, как у Хвата покраснела даже шея, и на скулах заходили желваки, но он не издал ни одного звука.
– Ну и ты… – у нетерпеливого Лупиконя азартно загорелись глаза.
– Я поступил как истый джентльмен! – Брехунец выдержал торжественную паузу. – Я побрезговал ею.
На Хвата было жалко смотреть. Он стоял красный, как рак, а жгучая брюнетка неожиданно побледнела. Достал ее Брехунец, прорвало плотину женского молчания.
– Ты побрезговал, чего ты врешь?
Слово, говорят не воробей, выпорхнет – не поймаешь. Брехунец внес таки за все свои унижения ложку дегтя в свадебную бочку меда Хвата. Ешь теперь, пей Хват, залейся – не хочу.
