— Сам ты дефективный!
Я рассмеялся.
— Голубые, как мечта, глаза белокурых бестий, таких, как Наташка, не содержат ни грана голубого пигмента. Их там нету. У нее в глазах в радужной оболочке много мельчайших белковых частичек белого цвета, а они такие мелкие, что не способны задержать желто-красные лучи, но отражают голубые. Поэтому глаза кажутся голубыми, хотя на самом деле они белые. Понял теперь, в чем секрет окраски глаз людей?
— Угу!
— И у нашей красавицы Наташки глаза голубые, не как у всех людей, дефективные!
Не смог я переубедить Данилу. Он обиделся за мисс «звезду Севера», как будто приходился ей родным братом, и, поджав губы, заявил:
— Раз она дефективная, тогда ты на нее не пялься и отдай бинокль.
— Щас! Я первый буду!
— Нет! Я первый! Я ведь тебя пригласил!
— Куда ты меня пригласил?
— На Наташку!
— Ты меня на козу пригласил!
Ни до чего мы так и не договорились. Еще раз выглянув и увидев пустынный берег, я улегся на дно окопа. Те же белые облака плыли над нами. Созерцание бездонного неба настраивает человека на философский лад. Я задумался о смысле бытия, о предназначении человека, о его уникальных способностях заглядывать внутрь материи. И решил поделиться с приятелем обрывочными мыслями, придав им наукообразный вид. Начал я почти как Сократ!
— В том, что когда-то наш обезьяноподобный предок стал разумен, сыграло важную роль то обстоятельство, что он научился отрывать взор от земли и смотреть на небо. Это его и сделало человеком, а не труд. Человек оторвался от корыта и впервые задумался об истоках и смысле бытия. Он стал философом. Человек стал мыслить в масштабах планеты.
Умиротворенность, оказывается, одинаково действует на души людей. Мой дружок тоже сподобился прикоснуться к прекрасному и необъятному. Он с пафосом заявил:
— Я вот тоже где-то читал, что на земле до нас жили восемьдесят миллиардов человек. Представляешь?
Я плохо представлял восемьдесят миллиардов, затерявшихся в глубине веков. Наша эра в моем понимании всегда была разумной, расставлена на книжных полках библиотек, а вот все, что было до нее, мне представлялось диким, рычащим, бегающим в шкурах или прыгающим по веткам. Поэтому, поняв его так, что он сделал из эволюции человека винегрет, смешав в одной куче шимпанзе и разумного человека, я уточнил:
— Восемьдесят с обезьянами?
Вопрос озадачил новоявленного философа. Он повернул голову в мою сторону, затем глянул туда, где паслась коза с козленком, и задумался. Мысль его никак не хотела забираться в крону деревьев к прародителям человека. Мышление у моего приятеля было мозаичное, выхватывало куски тут и там, а сделать вывод, слепить целостную картину он не мог. Данила удивленно спросил:
— При чем здесь обезьяны?
— Как при чем? Историю земной цивилизации надо рассматривать в целом, в масштабах планеты, от истоков до наших дней. Представь только эволюционный переход от низших, к высшим, от обезьяны к человеку. А сколько было еще других тварей?
Переубедил я его, согласился он со мной.
— Ты прав, Макс, человек такая тварь, что никто другой с ним не сравнится, даже свинья. Но меня вот интересует, если подходить глобально, как ты думаешь, кого было больше на свете, козлов или людей? И задавалось ли таким вопросом когда-нибудь человечество? Или я первым поднял эту тему?
Вот мы и приехали. Я уже хотел уточнить, имеет ли он в виду нравственную сторону вопроса, деля человечество на две части: на человека — высшее существо — и человека — жующего, но понял, что пора остановиться. Если меня всю жизнь уносила фантазия в другие миры, то моего дружка-прагматика больше интересовало содержимое стоящей перед ним тарелки. Видимо, вопрос им конкретно и был поставлен. Я усмехнулся про себя и ответил:
— Не волнуйся, ты будешь первооткрывателем. Так человечество вопрос еще не ставило!
Польщенный моей похвалой, он признался:
— Я давно об этом думаю, лежу и думаю! Это сейчас ни у кого никакой живности не осталось, а раньше в каждом дворе ее было о-го-го. Вот и представь, если в среднем на человека повесить по два козла, это сколько же их будет — 160 миллиардов. Попробуй такое стадо попаси. Тут за одной Машкой не углядишь, не знаешь, куда ее нелегкая понесет, а там 160 миллиардов. Как представлю эту тучу, аж жуть берет! И как они не вытоптали нашу планету?
— Но эту тучу ты не прессуй в один год, а раскидай на сотни лет! — возразил я ему.
— Значит, ты со мной согласен?
Вот и не верь после этого, что бытие определяет сознание.
Мы еще раз выглянули из окопа. Справа, вдалеке от нас, обновленными луковками церквей подпирал небо сонный городок, слева — виднелась стена вековечного леса, а спереди и сзади изумрудная луговина была опоясана тихой речушкой, несущей свои спокойные воды в рукотворное озеро. Пора бы появиться Наташке-красавице. Нетерпение начал проявлять и мой дружок.
— Сметана на солнце боюсь пропадет! — сказал он.
— Какая сметана?
Данила смешался и отвел глаза в сторону.
— Я на всякий случай взял, если Наташка снова крем забудет. Спину мазать!
С моим приятелем не соскучишься. В ожидании прошло еще минут десять. Когда мы в очередной раз выглянули из нашего укрытия, то вместо ожидаемой прекрасной девы увидели, как в устье Вахчелки появилась одинокая байдарка. Данила взял в руки бинокль.
Глава IV
Старый знакомец
Гля, Макс, Рэм-Ефрем приплыл, — удивленно заявил Данила. — Первый раз вижу, чтобы байдарочники по одному и тому же месту два раза проплывали. Что он тут забыл?
— Может, к Наташке приплыл? — постарался найти я разумное объяснение повторному появлению ревнивца.
— Он ее не видел! — Данила отрицательно покачал головой. — В тот день только мы с тобой здесь были да коза Машка паслась. Не к козе же он приехал!
— Выйдем поздороваемся?
Вместо точного ответа Данила неспешно посмотрел на небо и, определяя на глазок время, сказал:
— Должно быть — скоро двенадцать!
— Ну и что?
— Наташка-красавица скоро появится, а тут этот ревнивец будет под ногами путаться.
— Нам-то что?
Мой дружок забеспокоился:
— Как что? Ты забыл, как она предупреждала, чтобы никого рядом не было. А если кто появится, сообщить ей. Пусть убирается куда подальше. Здороваться еще с ним… Чести много будет.
— Пожалуй, ты прав!
— Тогда неча нам выдавать свое убежище. Скоро он сам слиняет.
Я сразу согласился с доводами своего приятеля. Они совпадали с моим страстным желанием увидеть через окуляры бинокля белую богиню.
