– Без… Я тебе не прокурор.
– Сначала оборвалась сеть Фитиля, он ее уже достал, сразу за городом, там, где поворот.
– Короче! – Хват уже второй раз смотрел на часы.
– Короче, потом и мы оказались в воде.
– А гантели?
– А гантели и нашу камеру он сволочь утащил.
Хват, о чем-то раздумывая, постукивал по деревянному подлокотнику кресла. Мы сидели ни живы, ни мертвы. Удачно все увязал Данила. Пока не к чему было придраться, кроме так и не полученного ответа на вопрос, как же все таки мы оказались в доме Хвата. Пока Данила как паук плел свою сеть, я уже придумал ответ. Мол, мы влезли в подземный ход раньше Гориллы, пока он стоял в десяти метрах на берегу.
– А икону говорите, Фитиль отнес Хромому?
– Ага.
Вырисовывалась новая связка – Фитиль и «новый русский». Нам бы только выбраться отсюда.
Глава 9
Хват в третий раз обеспокоено посмотрел на часы. Я понял, что мы его больше ни интересовали, и нас сейчас вышвырнут на улицу, сообщив начальную скорость. По этой скорости можно будет судить, насколько ему понравился Данилин рассказ. Хват уже встал с кресла, и направился в нашу сторону, когда открылась дверь и на пороге дома стояла популярная теле ведущая Окина, в сопровождении известного в прошлом киноактера.
– Так то гостей встречают во владимирской области?… А обещался… встречу как царицу.
Не успел Хват открыть рот, как Данила с проворством укушенного блохой пса подлетел к телеведущей с незамысловатым комплиментом:
– Ой, госпожа Окина, я ваш горячий поклонник. Я считаю вас самой красивой женщиной на свете.
– Никогда не говори женщине, самая, самая, потому что рядом может присутствовать другая женщина, которая на тебя обидится.
Никакой женщины рядом не было, но, по-моему, обиделся и смотрел зверем на Данилу Хват. А теледива, польщенная произведенным впечатлением, улыбнулась:
– Учись Хват, молодежь тебя за пояс уже затыкает.
Данила подал руку даме и торжественно проводил до дивана. Хват, подрастерявшийся в первый момент радушно развел руками, и незаметно дал пинка Даниле.
– Милости прошу, к нашему шалашу.
Киноактер обойденный вниманием, вельможно поклонился, и прошел к окну.
– Вообще-то мы в вашей глуши проездом, репортаж готовили по Золотому кольцу. Владимир, Суздаль, – сказал он.
– Перестань ныть, – одернула его Окина, – переговорим и поедем. А это твои сыновья? – Перескакивая как всякая женщина с одного на второе спросила она Хвата, – похожи, похожи, такие же плутовские рожи.
– Соседские, – виновато, как инок пряча мечущие искры глаза оправдывался Хват.
Окина шаловливо погрозила ему пальцем.
Ладно Хват, – злорадно подумал я, – подождем, еще не вечер.
Данила моментально сориентировавшись вылез с коммерческим предложением:
– Если вы снимали репортаж о древнерусской иконописи, мы завтра же можем вам предложить сделать уникальный репортаж, об иконе борзописца Феофана Грека. Сегодня его икону один малый по имени Фитиль отдал Хромому на реставрацию. Завтра на ней должен высветиться лик Софки…
– Софьи Цареградской, – поправил я своего приятеля, который на словах выражал почтение дамам, а на самом деле не ставил их ни в грош.
Окина вопросительно смотрела на недовольного Хвата. Ему бы нас раньше выставить за дверь, а теперь чувствовалось, что мы рушим какие то его тайные планы.
– Можем завтра утром посмотреть, о чем ребята толкуют? – вступил в разговор молча куривший сигарету киноактер.
– Отчего же не посмотреть, посмотрим. С утра и поедем к Хромому, у меня есть к нему небольшой разговор, – согласился Хват. В его планы не входило перечить спутнику телеведущей Окиной.
– В этом доме чаем с дороги напоят? – не дождавшись приглашения к столу, спросила Окина.
– О чем разговор, у меня уникальный торт, к вашему приезду заказан, – Хват сразу оживился, начав доставать чайный сервиз.
– И накормят, и потом напоят, – Данила решил оттянуть подальше развязку, предложив Хвату подумать об ужине. У нас как раз появилось бы время, чтобы безнаказанно смыться.
– Я на диете, не старайся Хват, не надо, – успокоила она хозяина бросившего искоса на Данилу уничтожающий взгляд, – чайку попьем, о твоем предложении переговорим.
Я помогал Хвату расставлять чайный сервиз, ожидая скандала.
– Ребята, а вы знаете, что мне предлагается?
– Это? – и Данила изобразил рукой что-то наподобие гири, неподъемное.
– Почти. Стать генеральным директором нового коммерческого телеканала у вашего соседа Я вот и думаю, идти, не идти?
– Хват, ты, сколько еще банку должен, миллион долларов?
Хват убил бы сейчас Окину за длинный язык, выдающий его коммерческую тайну. Он молча ушел за самоваром на кухню. Мы с Данилой многозначительно переглянулись. Вот где собака зарыта. Завтра Хват как ищейка пойдет по следу «нового русского», и найдет его, даже если вода и не оставляет след. Пока Хват выходил на кухню, можно было тихо, по-английски, смыться.
– Чего сидите мальчики, развязывайте торт, посмотрим, что там за сюрприз? – командовала за столом Окина.
Данила молча начал вылезать из-за стола. Из кухонной двери с электрическим самоваром показался хозяин дома Хват. И в это время книжный шкаф очередной раз начал отходить от стены. Гости, повидавшие многое на свете и привыкшие ко всему, изумленно смотрели в створ двери. Оттуда появилась звероподобная рожа Гориллы. Смокинг, на нем сидел хорошо, но нижняя половина его лоснилась огромными жирными пятнами. Вошел он в белых носках, держа на отлете в руке туфли. Зрелище было, еще то. Увидев живую Окину, он сначала вытянул лицо в кривой улыбке, и лишь затем лучезарно улыбнулся. Я первый раз видел его улыбку. Казалось, коню предложили банан.
– Это твой сюрприз? – вдруг зашлась в истерике теледива.
Киноактер, посчитав, что идет какой то розыгрыш, подошел и обнял Гориллу, подергав его за баки.
– Ладно, молодец. Хорошо загримировался. Одевай туфли, – похвалил он растерявшегося Гориллу.
– Я лучше в носках, – ответил Горилла, отставляя в сторону туфли.
– Позвольте представить, – начал Хват, понимая, что все его планы катятся к черту.
– Я сам, – перебил его Горилла, и подошел приложиться к ручке Окиной.
– Шереметьев, – гордо произнес он свою фамилию, забыв назвать ее первую половину. Видимо, пресс, под которым он лежал выдавил ее, – моим именем в городе будет называться улица.
– Как вы сказали граф? Улица! А город не хотят переименовать в вашу честь? – хохотала кинодива.
