Мне было решительно начхать на его пунцовый румянец, если он где-то выступил.
— Дай сюда. — Отобрав у Филимона фонарь, я осветил плиты, усыпанные кирпичными осколками.
— А потом, — продолжила Настя, — я зашла к Филе, чтобы он приготовил мотоцикл — нас на станцию отвезти. И лишь затем за тобой отправилась. Ну, и он увязался.
— С карабином, — вставил Филя, беспокоясь, как бы я чего лишнего не заподозрил. — Ребровы у хаты егеря вились. Чувство у меня возникло, что недоброе затевают.
— Дай сюда! — Карабин перешел в мои руки так же безропотно, как и фонарь.
После уничтожения старого вепря мой авторитет среди местных обывателей вознесся в заоблачные выси. Лесничий не составлял исключения.
Стволом карабина я взялся простукивать одну за другой все плиты.
— А как мы тебя в доме не обнаружили, — с жаром рассказывала Настя, ходя за мной, будто привязанная, — то спустились в погреб. Это Филька предложил. Там, не поверишь, пьяный Тимоха расселся на верстаке. Четверть обнимает. И автомат у него на коленях фронтовой. "Не подходи! — орет. — Моя самогонка! Положу как маленьких! У меня рыло в пуху!" А половина стены, где инструменты на досках, точно провалилась. Оказывается, там, Сережа, потайная комната есть.
Мои простукивания оказались пустым занятием. Все плиты звучали одинаково.
— И я у него сурово спрашиваю: "Где Сергей?" — Настя взяла меня под локоть. — Он вдруг страшно засмеялся и отвечает: "Где все, там и он! Кончили его, как татарина-собаку! Теперь свобода нас встретит радостно у входа! И штык нам братья отдадут!" А у меня в глазах потемнело. Спасибо, Филя подхватил.
— Это я так, — вклинился лесничий, прикуривая папиросу.
— Сколько сейчас? — спросил я, заметив при свете спички часы на его руке.
— Три ноль десять, — отчеканил Филимон. Только что кожаными запятками валенок не щелкнул.
— Но Филя мне говорит: "Не дрейфь, Настена! Жив твой мужик! В часовне искать надо!" И мы с ним побежали! Аж ветер засвистел! И я твердила всю дорогу: "Матерь Божья! Только бы он был жив! Сделай, чтобы он только был жив"!
— Помолчи, — в мою голову закралось вдруг подозрение, и я полез, подсвечивая себе фонариком, в саркофаг, откуда меня так удачно извлекли.
— Он не в себе, — прошептала за моей спиной Настя лесничему. — Это пройдет очень даже скоро.
Мысленно перекрестившись, я ударил прикладом в каменное дно. Удар прозвучал гулко. Под саркофагом, несомненно, было полое пространство. "Ведь он меня сразу с плеча скинул! — Я отер пот со лба. — Можно было догадаться, если б не Настино щебетание!"
Еще когда, подпрыгивая, я опорожнял мочевой пузырь в часовне, я почувствовал в кармане знакомую тяжесть. Гранату Семен не взял. Хоть здесь он остался верен своему долгу.
— Уходите. — Достав гранату, я обернулся к лесничему с Настей. — В часовню уходите.
— Зачем тебе граната?! — Настиного лица я не видел, но в самом вопросе ощутил напряжение.
— Уведи ее, — попросил я Филю.
— Нет! — вскричала Настя. — Ты не смеешь!
— Захарка у них. — Я просунул палец в чеку, прикидывая, сколько секунд у меня останется в запасе до взрыва. — Успеем, если пошевелитесь.
— Захарка?! — Лесничий замер, как замер и я, услыхав про мальчика от Гаврилы Степановича. — Откуда?!
— Слушай, Филя! — Я едва сдержался, чтобы не наорать на него. — Откуда дети берутся, мы с тобой потом обсудим, ладно?
"Гранату нужно бросить так, чтоб успеть и крышку задвинуть, — сообразил я своевременно. — Иначе взрывная волна черт знает куда пойдет".
— Настя. — Я вернулся к своей любимой и погладил ее по щеке. — Прошу тебя. Поверь. Обойдется.
— Хорошо, — отозвалась она, вздрагивая. — Хорошо. Я верю. Ты — мужчина. Ты знаешь, что делать. Но без тебя я…
Не закончив, она быстро взбежала по ступеням и скрылась в глубине часовни.
— Рискнешь? — придержал я Филю.
— А чего надо?
— Надо быстро задвинуть крышку гроба, когда я кольцо сорву и лимонку внутрь кину. Мне слабо задвинуть. Кишка тонка.
— Не тяни. — Лесничий взялся за крышку. Наша гробница была крайней от стены. Далее в ряд возвышались еще четыре.
— Как брошу, задвигай и падай за вторую.
Филя кивнул, поняв меня с полуслова.
Я помедлил, собираясь с духом, и выдернул чеку. Мы действовали почти синхронно. Я — опустил, он — задвинул. И мы кинулись на пол между саркофагами так стремительно, что, казалось, прошла минута, прежде чем грохнул взрыв. Осколки мрамора просвистели над нашими головами и ударили о стены склепа. Еще не осела пыль, как я вскочил на ноги. Хорошо, что я рот не догадался прикрыть. Я долго отхаркивался, но лесничему пришлось куда хуже. Он-то как раз успел захлопнуть свои челюсти, что при взрывах на двухметровой дистанции строжайше противопоказано. Филя долго тряс башкой после нелепой контузии.
— Есть! — крикнул я ему, заглянув в разрушенный саркофаг.
Днище гробницы, расколовшись, обвалилось в подземный ход.
— Не слышу! — Лесничий подошел ко мне вплотную.
На лице его блуждала растерянная улыбка. Я указал ему пальцем на пролом, и Филя удовлетворенно замотал подбородком.
— Войти можно? — В склеп спускалась Анастасия Андреевна.
— Я уже в себе! — Я обхватил ее за располневшую талию и поцеловал. — Жалко, что не в тебе!
— Сергей! — вспыхнула она, как я догадался по голосу. — Тебе должно быть стыдно! Тебе рот нужно вымыть с мылом!
— А он ничего не слышит! — успокоил я возлюбленную. — Филя! Анастасия Андреевна просит вас ущипнуть ее за грудь!
— Дурак, — фыркнула Настя.
— Ничего не слышу! — виновато объяснил ей друг детства. — Шибануло малость!
Между тем я уже опустил ноги в ход и подтянул к себе карабин.
— Все, Настя, — постарался я сказать как можно строже. — Иди домой. Дальше мы сами справимся. Анастасия Андреевна с детства была приучена к тому, что война и охота — дела мужские. Но здесь она заупрямилась. После взаимных препирательств и отказался от дальнейших попыток отговорить ее и соскользнул в пролом. За мной последовала Настя, и я принял ее в объятия. Замыкал экспедицию Филя, которому, по причине широченных его плеч и мощного торса, пришлось раздеться, затем исцарапаться, протискиваясь в неровное отверстие, и заново одеться.
Подземный ход оказался почище тех, что рыли какие-нибудь средневековые вассалы. Так я, во всяком случае, полагаю. Он больше смахивал на газопроводную магистраль, сухую и ровную. Сначала мы шли под уклон, затем минут десять — по горизонтали, и наконец луч света нащупал основание винтовой чугунной лестницы.
— Держи. — Я передал Филе фонарик. — Свети всегда, свети везде.
