Книга Вепрь, страница 9. Автор книги Олег Егоров

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Вепрь»

Cтраница 9

— А которые у нас потенциалы? — проявил я в общем-то праздное любопытство.

— Вероятные преступники, — отозвался фотограф, разливая медицинский спирт по кружкам.

— Это — все, — обобщил следователь, разбавив спирт колодезной водой, почерпнутой из ведерка. — В каждом из нас дремлет хищник. Важно его распознать.

Словно в подтверждение данной версии Банзай широко зевнул, обнажив свои мелкие клыки.

С виновниками этого непонятного торжества я пить отказался, сославшись на гастрит, а егерь просто отказался, ни на что не ссылаясь. Моментально заподозрив в нас отпетых «потенциалов», Пугашкин, как старший группы, свернул застолье и перешел к формальностям. Заполнив протокол, он долго и въедливо уточнял у Обрубкова характер и привычки слабоумного Никеши. Все это он квалифицировал как словесный портрет преступника.

— Значит, утверждаете, что убийца — добрейший малый?! — наседал Пугашкин, исполненный глубокого сарказма. — И кого он там не обидит?!

— Мухи. — Гаврила Степанович заскучал.

— Так и зафиксируем. — Но вместо того чтобы «фиксировать», следователь забарабанил пальцами по клеенке. — Или сначала обменяемся впечатлениями? Я лично вижу перед собой матерого садиста и уголовника!

— Давай обменяемся, — невозмутимо согласился Обрубков. — Теперь я буду видеть в нем уголовника, а ты — безобидного пацана, которого тебе, раззяве, подсунули.

Щека Пугашкина дернулась, будто от невидимой затрещины.

— Я фоторобот составил, — разрядил обстановку фотограф Василий, предъявляя нам рисунок, изображенный в блокноте.

Никогда бы я не подумал, что простым карандашом можно так усложнить поимку преступника. На листе бумаги был набросок то ли Франкенштейна, то ли Джека-Потрошителя. Словом, типа, способного без посторонней помощи вырезать весь поселок по домашнюю скотину включительно.

— Обратный ход, — порадовал Василий присутствующих своей методикой. — Ломброзо по внешности уточнял злодея, а я по картине злодеяния уточняю внешность.

Обрубков сходил в свою комнату и вынес черно-белый фотоснимок худенького белобрысого юноши с большой родинкой на переносице. Юноша обнимал за шею Хасана. Свирепый пес сидел смирно, высунув от удовольствия язык. Юноша был одет в простые широкие портки и майку, обнажавшую его худые ключицы.

— Никеша. — Егерь передал снимок Пугашкину. Тот крякнул и убрал фото в планшет.

— Поехали! — распорядился он, поднимая свою команду. — Вода в радиаторе померзнет. Еще к родственникам жертвы надо завернуть.

После отбытия следственной бригады мы с Гаврилой Степановичем принялись за чай. Обрубков был сосредоточен и долго отмалчивался, прихлебывая кипяток из блюдца.

— За этим вепрем, Сережа, я четверть века иду, — произнес он вдруг. — Не обычный это кабан, хочешь — верь, хочешь — нет. В нем свинца и дроби с пуд, не меньше. Нашего брата он люто ненавидит, но остерегается тех, кто с оружием.

— Да. — Я усмехнулся. — Меня уже Анастасия Андреевна известила. Рекомендацию дала непременно ружьем обзавестись.

— Настя? — Егерь глянул на меня проницательно. — Ты, как я замечаю, снисходительно говоришь о ней. Напрасно. Ты бы лучше…

Осекшись, он задымил папиросой.

— Что бы я лучше? — Я откинулся на спинку стула.

— В кино ее пригласил, — сказал Обрубков определенно не то, что собирался. — Деревенские наши кавалеры похабенью да подсолнухами ее радуют. Ну, и песни еще орать. Слышишь? Мальчонка погиб, а они — горланят!

Через приоткрытую форточку до нас докатились отдаленные вопли в гармоническом сопровождении. Жизнь в притихших Пустырях к полудню взяла свое. Кто-то, во всяком случае, боролся с траурными настроениями дерзко и разухабисто. «И в дуновении чумы…» — только я подумал это, а уж Гаврила Степанович решительно поднялся.

— Идем-ка! — Сунув в карман галифе невесть откуда извлеченную ракетницу, он сорвал с гвоздя тулуп и выскочил за дверь.

Облачившись в телогрейку, я бросился его догонять.

Удалая песня, бравшая начало где-то в верхних Пустырях, текла в нашу сторону, пока на краю оврага не выросли сами ее исполнители. Оба они были в танкистских шлемах, а Тимоха еще растягивал на груди гармонь. Издали гармонь смахивала на пишущую машинку, перелицованную в музыкальный инструмент.

— В этот день решили самураи перейти границу у реки! — грянул сводный хор, маршируя к мостику.

У реки, на границе между верхними и нижними Пустырями, их встретили мы с Гаврилой Степановичем. Я остался чуть сзади, готовый поддержать старика всеми средствами. Егерь взвел ракетницу и прицелился в малиновые мехи.

— Полковник! Отодвинься, полковник! Задавлю, как тэ-пятьдесят-четыре! — Вместе с портвейном Тимоха набрался мужества. — Стрелять, что ль, будешь?! А, Степаныч?!

— Обязательно, — подтвердил Обрубков его предположение. — Ты меня, Тимофей, знаешь. Я не смажу.

— Посадят, — предупредил старший из братьев, Семен, раскачиваясь, будто маятник в футляре перевернутых настенных часов.

— Война все спишет, — холодно возразил Обрубков.

Танкисты переглянулись и провели короткое оперативное совещание.

— Сегодня ж праздник, Степаныч! — пустился Тимофей на мирные переговоры. — Натаха блинов напекла! День же рождения Моцарта!

Семен вдруг бухнулся в сугроб на колени.

— Господь Вседержитель! — возопил он, раскинув руки. — Иже еси на небеси! Ниспошли ты нам, Господи!

— Охренел, брательник?! — Озадаченный Тимоха поднял брата за шкирку на ноги. — Пошли «Агдама» примем!

— Нет! — взревел Семен, вырываясь. — Не «Агдама», а бой мы примем! Я чистую рубаху надел!

— Да остынь ты, сержант! — взялся увещевать брата Тимофей, кураж которого выветривался вместе с алкоголем. — Глянь, какая дура у него! А мы только обрез прихватили!

Он бросил на снег свою гармонь и вытянул из-за пазухи обрез, дабы Семен уяснил всю безнадежность их положения.

— Стреляй! — Ребров-старший распахнул на груди полушубок. — Стреляй, подлюка, в механика-водителя третьего класса! Я Злату Прагу взял и тебя возьму! У меня белочехи в руинах дымились, и ты задымишься, выблядок! Ты моим лычкам давно завидуешь!

— Кого?! — Осерчав, Тимоха передернул затвор.

— Перестреляют же друг дружку, Гаврила Степанович! — обеспокоенный поворотом дела, я тронул егеря за плечо.

— Сдать оружие! — рявкнул Обрубков.

— Кого?! — Тимоха повернул к нему перекошенное от обиды лицо.

Хлопнул выстрел, и зеленая ракета, прочертив дымный след, взмыла над Пустырями.

— Атаку скомандовали! — заволновался Ребров-старший, наблюдая за ракетой.

— Красная к атаке! — яростно возразил Ребров-младший, тут же забыв нанесенное оскорбление. — К атаке — красная, а зеленая — отбой!

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация