Англичанин аж затрясся от злости; если в не мой муж, боюсь. Карлу был бы обеспечен как минимум еще один синяк. Намертво прижав немца к стене, Эмерсон схватил второго драчуна за воротник и рванул вверх.
– Да что же это такое! – Из тени в углу вдруг выступила мисс Мэри собственной персоной. – Как вам не стыдно?.. – Щеки девушки пылали, в бездонных очах плескался гнев. Чудо как хороша! Даже распаленная схваткой троица обмерла в восхищении. – Никто меня не оскорблял! – звонко произнесла Мэри. – Я ценю ваше благородство и настаиваю, чтобы вы сейчас же помирились. Прошу вас, пожмите друг другу руки!
Эта пылкая речь в сочетании с дивными взглядами, поровну доставшимися Карлу и Милвертону, противников, конечно, не примирила. Но к порядку все же призвала. Молодые люди сделали вид, что пожали руки. Мэри улыбнулась. Эмерсон хмыкнул. Ну а я вернулась к своему мусору.
Когда перевалило за полдень, Эмерсон объявил перерыв, выбрался из пещеры и подошел ко мне.
– Ну как дела? – поинтересовался он, обмахиваясь веером.
Мы беседовали о том о сем, как вдруг Эмерсон изменился в лице и окаменел, глядя на что-то у меня за спиной. Я в ужасе обернулась.
По Долине Царей к гробнице приближалась фантастическая процессия. Возглавляли ее шестеро дюжих египтян, через мощные, но заметно перекосившиеся плечи которых пролегли две палки; на палках же покоилось некое коробкообразное строение, целиком затянутое занавесками. Эта штуковина раскачивалась из стороны в сторону и ежеминутно грозила придавить носильщиков, и без того с трудом передвигавших ноги. Сопровождала шествие пестрая толпа туземцев в тюрбанах и длинных балахонах.
И все это надвигалось на нас! Позади паланкина вышагивала фигура в европейском костюме. Шляпу мистер Инкогнито натянул до самых бровей, но по рассеянности оставил сбоку несколько огненно-рыжих прядей, чем и раскрыл свою нахальную ирландскую личность.
Взмокшие носильщики доплелись до площадки и попыталисьопустить коробку. То ли у них руки тряслись от усталости, то ли сноровки не хватило, но паланкин резко накренился, на землю вывалилась бесформенная туша, забарахталась, заколотила руками и ногами, и на наши многострадальные головы в очередной раз обрушился поток воплей и проклятий.
Имя обитателя нелепого сарая я могла назвать задолго до этой катастрофы. Кому еще во всем Луксоре пришла бы идея воспользоваться таким оригинальным, образно выражаясь, видом транспорта?!
Мадам Беренжери облачилась в длинный наряд – убогую копию изысканных дамских туалетов времен фараонов. Падение из паланкина самым плачевным образом сказалось на этом льняном уродстве. Мало того, что одеяние приобрело цвет вековой пыли, так еще и треснуло в неожиданном месте, явив взорам зрителей бескрайние просторы упитанной дебелой плоти. Черный парик, вокруг которого вились полчища мошкары, тоже не выдержал сотрясения и съехал на глаза.
Эмерсон, подбоченившись, взирал на страдалицу, а та продолжала вопить и корчиться у его ног.
– Ну вот что, О'Коннелл, – скомандовал наконец мой муж. – Поднимите ее, засуньте в это хитроумное сооружение и отправьте обратно. Иначе я вам гарантирую безобразную сцену.
– А мистер О'Коннелл как раз этого и жаждет! Безобразные сцены – его репортерский хлеб! – сообщила я.
Если до сих пор ирландец прятал глаза и явно был не в своей тарелке, то после моего ехидного заявления неожиданно взбодрился. Сверкнул всеми своими веснушками и лихо сдвинул шляпу набок.
– Вы ко мне несправедливы, миссис Эмерсон, и точка! А кто-нибудь поможет? Одному ни за что не справиться!
Носильщики, в изнеможении растянувшись на земле, ахали, стонали и проклинали свою злосчастную судьбу. От них, понятное дело, помощи ждать не приходилось. Об Эмерсоне и говорить нечего – он и пальцем бы не пошевелил ради этой комедиантки. Словом, мадам Беренжери под белы ручки поднимали мы с мистером О'Коннеллом. И представьте себе, подняли... хотя пару мышц на спине я точно растянула.
Пока мы канителились, пыхтели и ругались, необычные звуки привлекли к себе внимание всех остальных. На площадку один за другим выбрались Карл, Милвертон, Мэри... Я отчетливо услышала, как с губ мисс Мэри слетело слово, которое приличной английской девушке и знать-то не следовало бы.
– Господи, мама! Что ты здесь делаешь?! Тебе ведь нельзя! В такую жару...
– Я была призвана! – Мадам сбросила с плеча руку дочери. – Мне был голос свыше! Предупреждение должно прозвучать из моих уст! Уйди с дороги, дочь моя!
– Проклятье! – процедил Эмерсон. – Амелия, зажми ей рот ладонью, и немедленно!
Да что там ладонью! Клянусь, я с удовольствием набила бы рот новоявленной Кассандры камнями, но в этом варварском акте уже не было смысла. Туристы, местные бездельники, вечно околачивавшиеся поблизости, свита мадам Беренжери и даже истерзанные носильщики – все до единого навострили уши. Мадам была наверху блаженства!
– Прозрение снизошло на меня, – патетически взвыла она, – во время медитации в храме Амона и Сераписа, владыки преисподней. Ужас грядет!!! Кара небесная падет на головы осквернителей могилы!!! Я исполнила свой долг! Любовь матери вдохнула жизнь в умирающее тело! Дочь моя! Ты спасена!
– Мама! – Мисс Мэри топнула ногой. Вот так, должно быть, выглядела божественная Клеопатра, бросая вызов Цезарю... если рискнуть представить себе Клеопатру в рабочей блузе и холщовой юбке, со слезами бессильной ярости на глазах.
Мадам Беренжери умолкла, но возмущение дочери тут было ни при чем. Наша пророчица высказала все, что повелел ей голос свыше, – чей бы он там ни был – и с самодовольной ухмылкой почила на лаврах.
– Извини, мама, не хотела тебе грубить, но...
– Я прощаю тебя! – Купаясь в лучах славы, мадам была милосердна.
– Но то, что ты сказала... Возвращайся домой, мама!
Один из носильщиков оторвал голову от земли и заныл пуще прежнего. Его речь, пересыпанная красочными арабскими сравнениями, по сути содержала одну ценную мысль. Спина бедного араба сломана, спины его товарищей сломаны, нести великую леди обратно они не в силах.
Эту проблему Эмерсон решил. Убийственная комбинация угроз и подкупа сделала свое дело. Когда цена достигла астрономических по египетским понятиям величин, сломанные спины носильщиков волшебным образом исцелились. На пару с репортером мы избавили Рамзеса Великого – то бишь Эмерсона – от пылких объятий его возлюбленной супругии без всяких церемоний затолкали пророчицу в паланкин. Носильщики с кряхтеньем и стонами приподняли было ношу, с моих губ уже рвался облегченный вздох, но наша Пандора, оказывается, еще не исчерпала свой запас сюрпризов! Из-за занавесок высунулась сначала всклокоченная голова, затем пухлая ручка. Мадам Беренжери ткнула ближайшего носильщика в спину:
– В особняк леди Баскервиль!
– Не-ет, мама! Нет! – воскликнула Мэри. – Леди Баскервиль не хочет... Как можно без приглашения!
