— Что? А-а-а! Ну да, точно. Не дай бог, подвернете хорошенькую ножку... Прошу прощения, профессор, вы... э-э... не возражаете...
— Нисколько, — промурлыкал профессор. — У миссис Эмерсон действительно хорошенькие ножки. Рад, что вы заметили, ваша светлость.
Я поспешила утащить своего благоверного и от двери, и от зыбкой темы.
До сих пор Эмерсон все больше помалкивал, но при виде коллекции старого графа Ливерпуля немедленно стал самим собой.
— Повесить и то мало! — первым делом заявил он, имея в виду покойного хозяина. — Ты только взгляни, Пибоди, в каком состоянии... Боже правый! Эпоха Древнего царства... все ворованное... и где только доставали...
Речь шла о массивной плите из известняка с изысканным резным бордюром, изображающим сцены охоты. Центральной фигурой была выбрана кошка с рыбой в пасти, взирающая на зрителей горделиво-независимым взглядом. Изящное создание поражало сходством с нашей Бастет, словно обе произошли от одной матери... Да так оно, собственно, и было. Недаром наша Бастет носит имя египетской богини-кошки.
Возмутительная реплика гостя скорее развеселила, чем оскорбила его светлость.
— Старик был тем еще разбойником, — хихикнул юный граф. — Ну так ведь не он один, профессор.
Это заявление Эмерсон без ответа не оставил бы, но я его опередила. Не в наших интересах было сердить нынешнего хозяина Моулди-Мэнор.
— Его светлость прав, Эмерсон. Старый граф Ливерпуль был коллекционером, а они, как ты знаешь, ни перед чем не останавливаются. Какая прелестная вещица! Мы привезли из Египта кошку, ваша светлость, — точную копию этой!
— Правда, мэм?
— Нэд обожает кошек, — бесцветным голосом вставил лорд Сент-Джон.
— О да, о да. Милые создания. В конюшнях полно, — туманно добавил юный граф.
Ничего более достойного, чем плита с кошкой, в коллекции не нашлось, хотя Эмерсон, разумеется, устроил спектакль перед каждым экспонатом. Наконец граф указал на дверь в дальнем углу комнаты:
— Последнее пристанище мумии. Теперь там уже ничего... Хотел переделать в гостиную, когда женюсь...
Сославшись на женское любопытство, я открыла дверь:
— Занятно, занятно! Отсюда, значит, и доносились те самые стоны и прочие жуткие звуки?
Лорд Ливерпуль с хихиканьем запрокинул голову.
— Малышку оставили без места... не я, нет, я такими делами не занимаюсь... экономка... сказала, что ленится... Вот крошка и решила подзаработать на нас...
Язык у него заплетался, с лица схлынула краска, под глазами залегли черные тени. Я оглянулась на Эмерсона. Тот кивнул.
— О-ох! — выдохнула я, как только под колесами экипажа захрустела галька.
— Устала, Пибоди?
— Устала... Не физически, а морально. Ужасный дом! Атмосфера так и давит...
— Разве? А по мне, так очень даже ничего. Жилое крыло удобное, светлое, современное... Предупреждал же, Пибоди, чтобы ничего не трогала в спальне Елизаветы. Смотри, руки испачкала какой-то жирной гадостью.
— Масло, должно быть. — Я вытерла руки о платок. — Речь не о доме, Эмерсон. Речь о самом хозяине. На него больно смотреть.
— Болезнь зашла далеко... — пробормотал Эмерсон. — Он может впадать в буйство, Пибоди.
— Не думаю.
— Не думаешь — или не желаешь поверить, потому что он так молод, болен и любит кошек?
— Любовь к животным — качество достойное, Эмерсон.
— Зависит от того, — угрюмо заметил профессор, — как именно он их любит.
Глава 12
Генри остановил экипаж перед воротами, чтобы нам не пришлось заходить в дом со двора.
— А ну брысь отсюда, мелюзга! — Эмерсон погрозил кому-то кулаком. — Шею сломаешь!
— Надеюсь, это не ко мне относится, дорогой, — пошутила я, спускаясь со ступеньки экипажа.
— Мальчишка-араб пристроился сзади между колесами. Головой же рискует!
Упоминание о маленьком оборвыше вызвало не слишком приятные воспоминания.
— Пойдем-ка побыстрее в дом, Эмерсон. Интересно, чем занят Рамсес?
— Это не Рамсес. Откуда ему взяться?
— Я не сказала, что это Рамсес. Просто хочу узнать, чем занят наш сын.
Гаргори так распирало от новостей, что он едва дождался, пока мы снимем плащи.
— Вас спрашивали, мадам... сэр. Журналист заходил два раза.
— О'Коннелл?
— Кажется, так, мадам! — задрал нос дворецкий. — Переживал... сказал, что зайдет позже.
— Если он рассчитывает на мою благодарность... — взревел Эмерсон.
— Вряд ли, О'Коннелл не так глуп. Кто-нибудь еще, Гаргори?
— Юный джентльмен из музея, мадам. Тот самый мистер Уилсон. Вот его визитная карточка. Он также обещал зайти позже. Затем посыльный доставил письмо. Должно быть, что-то важное.
У меня екнуло сердце. Айша обещала, что я узнаю ее посыльного. А меня как раз и не оказалось... Что ж, проверить не сложно. Эмерсон дышал мне в затылок, пока я открывала конверт из дорогой бумаги с моим именем, выписанным изящным — явно женским — почерком.
Внутри оказалось приглашение на чай от подруги Эвелины.
— Проклятье! — вырвалось у меня.
— Ждала чего-то другого? — учтиво поинтересовался Эмерсон.
— Э-э... нет, конечно. Любопытно, с чем приходил мистер О'Коннелл?
Оказывается, Гаргори выложил еще не все новости.
— Вас тоже спрашивали, профессор.
— Кто?
— Не назвался. Очень разозлился, профессор, что вас не застал.
Разозлился. Мужской род. И что это значит? Айша могла послать слугу...
— Неужели? — фальшиво изумился этот притворщик. — Что за тип, Гаргори?
— Тип невоспитанный и грубый, сэр, — без запинки выдал характеристику дворецкий. — Иностранец. Говорит с сильным акцентом.
Не сдержавшись, я тихо ахнула.
— С каким акцентом, Гаргори? — продолжал допытываться Эмерсон.
— Не могу знать, сэр. Но на голове тюрбан. Индиец, должно быть.
— У нас есть индийцы среди знакомых, Пибоди?
— Не думаю. Но есть египтяне, которые тоже имеют обыкновение носить тюрбаны.
— Обещал зайти позже, — добавил Гаргори.
Эмерсон хмыкнул:
— От визитеров, похоже, отбоя не будет, Пибоди. Чтоб им... Поторопись, если хочешь проведать Рамсеса.
— Самое время пить чай. — Я сверилась с часами. — Прикажите накрывать на стол, Гаргори, и позовите детей.
Эмерсон поднялся в спальню — не терпелось избавиться от ненавистного фрака. Я же сразу прошла в гостиную. Дети явились, когда я уже просмотрела вечернюю почту.
