— Возможно, — невозмутимо согласился Джон. — Ну же, Томми, дай ее мне.
Он протянул руку. Моя рука предательски дернулась к застежке сумочки, висящей через плечо.
— Откуда ты знаешь, что она со мной? — выдохнула я.
— Ты бы не оставила ее в отеле. Дай-ка ее мне.
Я открыла сумочку и развернула тряпицу, в которую была завернута статуэтка. Небольшого размера вещица, всего восьми дюймов величиной, была увесистой: ее сделали из тяжелого металла.
Я вручила ее Джону, избегая его взгляда, равно как он моего. Он положил статуэтку на ладонь, как бы пробуя на вес. Шесть пар глаз не мигая смотрели на нее.
Я видела вещицу сотни раз, но каждый раз она меня завораживала.
Это было изображение молодой женщины. На первый взгляд она казалась обнаженной — так отчетливо вырисовывались небольшие груди и слегка округлые плечи и бедра. Но, приглядевшись, можно было заметить тонко выгравированные складки материи вдоль бедер и край платья у щиколоток. Однако прежде всего внимание приковывало к себе лицо — полные, ласково улыбающиеся губы и миндалевидные глаза, маленькие точеные скулы, не скрытые прядями длинных волос, убранных под высокий головной убор-корону, который как бы являлся продолжением головы и гибкой шеи.
Долгое молчание прервал хриплый от возбуждения голос Майка:
— Это она.
— Кто? — спросила Ди, испуганно оглянувшись.
Забыв о существовании женщин во плоти, Майк не отрываясь смотрел на прекрасное золоченое лицо с пылкостью любовника.
— Это могла быть единичная находка, — повторил он.
Джон, снова тщательно набивавший трубку, долго молчал. А потом ни с того ни с сего спросил, обратившись к Ахмеду:
— Я полагаю, они у тебя его отобрали?
Ахмед слегка выпрямился. Уголки его красиво очерченного рта дрогнули. У американского парня это означало бы широкую довольную улыбку.
— Нет, директор.
— Но ведь, несомненно, из-за него...
— Да, думаю, именно он и стал причиной нападения на меня. Но я ведь сын своего отца.
Откуда-то из складок своего балахона он достал небольшой сверток и развернул его. Это был его обед — толстый ломоть местного хлеба и внушительный кусок пахучего сыра. Мы в молчании завороженно смотрели, как Ахмед, наслаждаясь своим триумфом, тонкими пальцами вынул из ломтя хлеба комок скатанного мякиша, а вслед за ним извлек крошечную деревянную коробочку, залепленную рыжеватым воском.
Потом он поднялся на ноги и, слегка пошатываясь, подошел ко мне. На раскрытой ладони его, как на подносе, покоилась коробочка. Протянув ее мне, он торжественно произнес:
— Это вам. От моего отца.
— Благодарю, — сказала я не менее торжественно. Я благодарила его не только за подарок, но и за то, что он сберег его, рискуя жизнью. Он действительно был сыном своего отца — умным, прозорливым и благородным.
Воск затвердел, как цемент. Я сумела открыть шкатулку только с помощью перочинного ножа, который мне милостиво бросил Джон. Лежавший внутри предмет был завернут в тонкую бумагу. Двумя пальцами я осторожно извлекла его из обертки.
Это был скарабей, почти такого же размера и формы, как та подделка, которую я видела в аэропорту. Но на этом сходство заканчивалось. Вырезанный из матового темно-зеленого камня амулет был изысканной филигранной работы. Зеленый овал опоясывала полоска блестящего желтого металла.
— Переверни его, — словно издалека донесся до меня чей-то голос.
Я повиновалась, как загипнотизированная. Миниатюрные птички, цветы, животные и другие менее понятные знаки рисунчатого письма древних египтян рядами тянулись по всей длине амулета.
— Ты хорошо помнишь египетские письмена? Сможешь прочесть? — спросил тот же голос — голос Джона.
— Нет, — ответила я тупо. — Это, наверное, обычное заклинание из Книги мертвых
[14]
.
— Никаких имен или титулов?
— Нет... Погодите. На золотой полоске...
Я повернула скарабея так, чтобы свет падал на едва заметно выгравированные знаки. Теперь я могла их прочесть. Они включали имя и набор титулов, которые я научилась читать почти одновременно с английскими буквами. В тишине маленькой погребальной камеры, где люди сидели затаив дыхание, мой шепот прозвучал громче многоголосого хора:
— Благородная жена царя, которую он любит, владычица Обеих стран
[15]
... Нефертити.
— Вот это да!
Возглас так напугал меня, что я чуть не выронила скарабея. Я подняла глаза и увидела редкое и великолепное зрелище — почтенного американского джентльмена средних лет, скачущего, как трехлетний мальчуган.
— Ну и ну! — орал мистер Блоч, выражая свой восторг и в других менее связных воплях. Он подскочил к Джону и смачно хлопнул его по спине. — Ах ты, старый бандит! Боже мой, это будет величайшее событие в истории археологии! Гораздо более значительное, чем находки в Помпеях, Микенах
[16]
и гробнице Тутанхамона! И я должен в этом участвовать! Джон, я профинансирую все... Слушай, если ты мне хоть чем-то обязан...
— Я ничего не понимаю! — как всегда капризным тоном перебила его Ди. — Чему вы так радуетесь?
Все бросились отвечать одновременно. Все, кроме Томми Томлинсон, которая сидела, уставившись на свои сложенные руки, словно никогда прежде не видела собственных пальцев. Как долго они еще собираются уходить от главного вопроса? Теперь они все знают, все, за исключением Ди, а она не в счет.
— Позвольте мне ей объяснить. — Майк умудрился перекричать обезумевшего от счастья родителя Ди. — Дайте мне все растолковать. Я до сих пор не могу в это поверить, тут, должно быть, какая-то ошибка...
— Тогда давай растолковывай, — нетерпеливо поторопил его Джон. — Мы найдем ошибку. Если она тут есть.
Майк снова уселся на пол — до этого он был на ногах, присоединившись к Блочу в заключительных па его дикого танца, — и взял Ди за руку.
— Начнем со статуэтки, — сказал он. — Это изображение царицы, Ди, видите ее корону? Материал — позолоченная бронза, возможно, даже золото...
— Золото? — переспросила Ди.
Одно слово. И с ним в душной атмосфере гробницы появилось нечто, от чего воздух стал еще более тяжелым и смрадным.
— Золото... дело не в золоте, — отмахнулся Майк, постепенно приходя в себя. — Обратите внимание, Ди. Дело в том, что этой статуэтке около трех тысяч лет. Где же она находилась все это время?
