– Совсем немного, – как ни в чем не бывало ответил Уоррен. – Это старушка, жившая в том же доме, что и Константин. Ее убили пару недель назад. Вы ведь о ней говорите?
– Да.
– Я прочел об этом в газетах, да и Селена вчера упомянула ее имя.
– Но лично вы ее не знали?
– Нет.
Что ж, пора уходить.
– Ну и напоследок, – сказала я беззаботным голосом. – Где вы были в понедельник вечером и в ночь с понедельника на вторник?
– А я все ждал, когда же вы до этого дойдете. В понедельник вечером я поужинал дома, один. А потом смотрел телевизор, тоже один. После этого отправился спать, и снова один.
Позже, вернувшись домой и надумав немного перекусить (одна), я попыталась сформулировать свое впечатление о Джеке Уоррене. Безусловно, умен и обаятелен. И, несомненно, славный малый. Если бы кто-то приклеился ко мне как банный лист, как я к нему, то вряд ли бы я вела себя так цивилизованно. И все же этот славный малый вызывал во мне какое-то смутное беспокойство. Может, всему виной его страстная любовь?
Глава шестнадцатая
В субботу утром я позвонила Сэлу Мартинесу, чтобы сообщить ему о своих успехах. Впрочем, сообщать было почти нечего, так как никаких особых успехов и в помине не было. Точнее, даже напротив – одни неудачи, если вспомнить про железобетонное алиби Луизы и Альмы Константин. Но отчитаться-то надо, – в конце концов, кому я предъявлю потом счет, как не Мартинесу.
Единственная приятная новость, которую я могла смело выложить (речь об отпечатках Джерри на дверце холодильника), не произвела на Мартинеса никакого впечатления.
– Да знаю я уже, Дезире. Парень все рассказал, сразу после того, как вы с ним пообедали. Но все это пустое. Кто бедолаге поверит?
Я принялась убеждать, что, напротив, разумное объяснение способно многое изменить.
– Если даже в полиции и не поверят, то по крайней мере они не смогут утверждать, будто отпечатки пальцев – неопровержимое доказательство!
Мартинеса моя горячность не убедила.
– Не имеет значения, что вы говорили копам. Они не хотят знать то, чего они не хотят знать.
Я повесила трубку, с грустью думая о том, что, наверное, Мартинес прав. Выпила кофе и снова придвинула к себе телефон. Пора звонить последнему в моем быстро сокращающемся списке подозреваемых.
Билл Мерфи, принимая во внимание причину моего звонка, был на редкость дружелюбен. Он сказал, что никуда не уйдет до часу дня, так что мы можем не откладьвать встречу в долгий ящик.
Ровно в двенадцать такси высадило меня у многоквартирного дома на Западной 84-й улице. Вдалеке раздавался перезвон церковных колоколов, ликующе отбивавших полдень. Здание выглядело приятно: не изысканное, конечно, но чистенькое и ухоженное. Как и в большинстве старых домов Вест-Сайда, стены здесь, похоже, были такими толстенными, что с успехом защищали обитателей квартир даже от самых громких, самых эгоистичных, самых неталантливых музыкантов-любителей. Вроде идиотов соседей, которые обожают барабанить по клавишам раздолбанного пианино. Как ваша покорная слуга…
Билли Мерфи оказался маленьким и худосочным человечком. Он был лопоухим, бледным, а курчавые темно-русые волосы явно подумывали навсегда распроститься со своим хозяином. Мистер Мерфи выглядел так, словно отчаянно нуждался в материнской заботе. Мне он сразу понравился. Люблю заботиться.
Хозяин проворно засеменил по направлению к гостиной, замаскированной под чулан. А может, наоборот, то был чулан, прикидывающийся гостиной. Комната до отказа была забита громоздкой мебелью: кожаные кресла, диван, обтянутый потертым плюшем, книжный шкаф во всю стену, большую часть другой стены занимал камин из серого кирпича. И повсюду какие-то медальки, грамоты, дипломы. Я пригляделась – сплошь за успехи на тяжком поприще рекламы. Время от времени средь медалек и грамот попадался пыльный охотничий трофей. Кубок, звериная голова… Единственным предметом искусства был огромный эстамп, изображающий охотничью сцену. Картина угрожающе нависала над плюшевым диваном и явно не принадлежала кисти покойного Нила Константина.
Такая комната выдает хозяина с головой, отметила я с чувством, весьма напоминавшим ликование. Закоренелый холостяк. Но ликование мое быстро угасло: на столике рядом с диваном я углядела большую фотографию в латунной рамке. Билл Мерфи с темноволосой девочкой лет десяти-одиннадцати сняты на фоне какой-то уродливой карусели. Девочка сжимает в кулачке мороженое, а Мерфи стиснул в объятиях чучело гигантского зверя (на мой несведущий взгляд, смахивающего на гиппопотама). Я взяла фотографию в руки и как бы невзначай спросила:
– Ваша дочь?
– Племянница.
– Хорошенькая.
– Да, – коротко ответил Мерфи и отобрал фотографию.
Мне вдруг сделалось стыдно. Но Мерфи поставил снимок на место и любезно предложил:
– Прошу садиться. – И, когда мы сели, добавил: – Так чем могу вам помочь?
– Я слышала, что вы с Нилом Константином некогда были хорошими друзьями.
– Вот именно, некогда. Мы дружили более двадцати пяти лет. Познакомились сразу после окончания колледжа.
– А также у вас было совместное дело?
– Да, пока Нил не решил посвятить себя живописи. С тех пор миновало лет десять.
– Это не сказалось на вашей дружбе?
– Нисколько. После того как Нил покинул агентство, мы даже чаще стали встречаться в неформальной обстановке. Время от времени мы с друзьями выбирались опрокинуть стопочку-другую или поужинать вместе. Собирались либо у Нила, либо у меня, в этой вот квартире. Мы ведь с Нилом были единственными холостяками в нашей компании. Покупали по паре бутылок пива на брата, пиццу или какую-нибудь ерунду из китайского ресторанчика. Славные были времена… – В его голосе звучала искренняя ностальгия.
– Что же случилось потом?
– Один из наших приятелей переехал в Джерси. Другой стал большой шишкой, и времени для друзей у него больше не находилось.
Какие у него все-таки лучистые глаза!
– Но ваша дружба с Нилом… ей тоже пришел конец? Из-за денег, не так ли?
Тон Мерфи стал суше, но особой злости в его голосе не чувствовалось:
– Наверное, это можно назвать и так.
Я не упустила случая перебить:
– Что значит – «можно назвать и так»?
– Для меня это был вопрос не денег, а доверия. Я ссудил Нилу десять тысяч долларов, когда он в них нуждался. А он не сделал даже попытки вернуть их, когда нужду стал испытывать я.
– У вас возникли финансовые трудности?
– Деньги понадобились, чтобы расширить дело.
– Насколько я понимаю, вы дали ему взаймы в прошлом году.
