— Бабушка, не знаю, как мне описать мамины чувства. То она сокрушается на пару со своим Гердом, то радуется тому, что мы отделались от этой пьянчужки.
— Главное, чтобы она сразу не почувствовала себя преемницей, — сказала Хильдегард. — У этого человека нет совести, и я ничуть не сомневаюсь, что он сам и убил свою жену! Синяя Борода — они все такие, женоубийцы!
1
Амалия была самой младшей среди внушительной армии внуков и внучек. Ее не переставало удивлять, что бабушка предпочитала носить платья камышового цвета, отчего казалась детям старой колдуньей, а то и бабой-ягой. Если выйти на улицу с мокрыми волосами, уверяла Хильдегард, можно сильно простудиться и даже заработать воспаление легких. Сама же она вопреки убеждениям почти все свободное время копалась в саду, не обращая внимания на дождь, и, бывало, промокала до нитки. И ничто ее не брало — ни смерть, ни пневмония, которой она так боялась.
Когда Амалии было четыре годика, она заявила бабушке:
— Когда ты умрешь, я возьму себе твое зеленое кольцо!
Но и двадцать лет спустя магия бабушкиного нефритового кольца ее не отпускала. Бывало, она смущенно просила бабушку позволить его примерить.
— Дитятко, это кольцо дорого мне как память. Да и снять я его не могу, оно давно вросло в палец.
Содрогаясь от ужаса, Амалия не раз про себя размышляла, что, когда бабушка умрет, придется отрубить ей палец, чтобы заполучить колечко.
Удивительно, что эта добрая и порядочная женщина, худо-бедно имевшая аттестат зрелости, в некоторых вещах была такой отсталой, щепетильной и суеверной. Может, это от старости или от болезни Альцгеймера?
С глазу на глаз бабушка также частенько отговаривала детей и внуков от купания в определенные дни, считая, что лучше воздержаться и от принятия душа.
— Сдается мне, ты вчера снова это сделала! — выговаривала она сердитым тоном.
От кого бабушка понабралась всей этой чепухи и откуда она знала, когда у внучки проходили месячные, оставалось невыясненным. Ну а когда у Амалии завелся приятель, она почувствовала за собой пристальную слежку.
Дом Тункелей в Мёрленбахе — большое, но изрядно обветшалое строение — соседи окрестили женским монастырем потому, что его насельницы, как им казалось, забаррикадировали свои сердца от соблазнов мира сего. Бабушка овдовела, дочери расстались с мужьями, и даже Амалия в свои двадцать четыре все еще жила в родительском гнезде.
Летом решетчатую металлическую ограду украшали буйно разросшийся вьюнок с бархатистыми голубыми цветами, свисавший тяжелыми гроздьями черный виноград, а между ними — подсолнечники на высоких стеблях. На первый взгляд вся эта растительная композиция казалась случайной, но после более глубокого изучения нельзя было не заметить, что цветочным хозяйством управляла женщина со вкусом. А если наблюдатель задерживался подольше и, погрузившись в покой, отдавался мягкому воздействию этого садового натюрморта, то его непременно околдовывала игра зеленых, синих и темно-желтых оттенков.
По весне в саду вот уже которое десятилетие расцветали особенно хорошо прижившиеся белые пионы. Во многих соседних садах, впрочем, как и повсюду в Оденвальде,
[1]
росли лекарственные пионы, которые цвели не менее пышно, однако из-за своего страстно пылающего красного цвета не могли соперничать в благородстве со своими белыми сестрами. Одна — принцесса, другая — деревенская простушка. Приблизительно так же отличались и внучки: Клэрхен с нежно-фарфоровым цветом лица и краснощекая или, смотря по сезону, загорелая Амалия.
Дом построили прадед и прабабка Амалии. На каменной кладке прямо над входом были выдолблены год постройки — «1902» и имена первых владельцев — «Анна Элизабет и Юстус Виллибальд Тункель». Угловая башенка бокового флигеля возвышалась над всеми другими домами на улице, так как в начале прошлого столетия еще не существовало строгих строительных ограничений. Окна с фрамугами завершались красивой полуциркульной аркой. Когда-то фасад дома покрывала растительность, но дикий виноград погиб много десятилетий назад. К сожалению, у нынешних жильцов не было средств, чтобы содрать голый скелет виноградной лозы и почистить и покрасить каменные стены.
Из года в год в дом Тункелей наведывались только газовщики да трубочисты, а почтальоны и курьеры с пакетами и вовсе не переступали порога, передавая почту у двери. Но сейчас в женский мирок угрожал проникнуть проныра: Амалия, последний неоперившийся птенец, с недавних пор стала встречаться с одним и тем же мужчиной, отличавшимся внушительными габаритами.
— «Высокий крепкий парень-фриз»,
[2]
— прокомментировала его внешность мать, знавшая наизусть немало стихотворений.
Когда тебе двадцать четыре, то кажется, что времени еще предостаточно, поэтому Амалия не торопилась распрощаться с незамужней жизнью.
Мать Амалии, Эллен, назвала свою младшую дочь по имени героини шиллеровских «Разбойников», а старшую, Клэрхен, которая временно переехала на учебу в Кёльн, — как героиню трагедии Гёте «Эгмонт». Вообще-то, Эллен мечтала стать актрисой, но то ли из-за того, что Хильдегард решительно бойкотировала это намерение, то ли из-за того, что у Эллен не хватило таланта… — в общем, расхождение взглядов матери и дочери пустило планы под откос. Теперь Эллен работала делопроизводителем в адресном столе и умирала от скуки. Со времени развода она не спала ни с одним мужчиной, хотя тайком от членов семьи регулярно прочитывала объявления о знакомствах в газетах, а с некоторых пор — и в Интернете.
Эллен разоблачила бывшего мужа по выигравшим числам цифрового лото. Когда они познакомились, оба были бедны и пытались поправить финансовое положение, пытая удачу в еженедельной лотерее. При этом они всегда указывали одни и те же числа: собственные дни рождения и дни рождения своих матерей. Позже дни рождения матерей заменили датами появления на свет двух дочерей. А пятую и шестую цифры ставили произвольно.
Через некоторое время Эллен заметила, что ее муж стал ставить в лотерейную карточку число «четырнадцать». Она взяла это на заметку; в ее душе уже поселились недобрые подозрения. Тем не менее Эллен решила не раздувать проблему и только спустя несколько месяцев поинтересовалась у мужа, что это значит. Муж неуверенно пролепетал в оправдание, что это-де дата рождения его покойной бабушки, которую он очень любил, и что она, может быть, взирает на них с небес, будет польщена вниманием и, не исключено, даже посодействует тому, чтобы фортуна повернулась к ним лицом.
Раньше муж никогда не отличался суеверием. При случае Эллен выяснила у свекрови по телефону даты жизни сомнительной бабушки. Старушка переселилась в лучший мир, когда ее мужу было всего два годика от роду, а ее день рождения приходился на тридцать первое декабря. Эллен начала следить за мужем и вскоре многое выяснила. В частности, что у ее собственной племянницы Нины день рождения выпадал на четырнадцатое.
