С шумом горничная хлопнула дверь, это привело в чувство приятелей. Они сели уставились друг на друга и захохотали как ненормальные.
– Приводим себя в порядок и на вокзал, Соню встречать. – произнес Максим, помогая подняться с пола другу. – У меня к тебе только одна просьба… не ляпни при ней ничего про… ну сам понимаешь… про других.
– А что у вас это серьезно? – проговорил Филимон.
– Не знаю, но она мне нравиться.
– Ну если нравиться, тогда конечно это серьезно… – сдерживая улыбку ответил Филимон Аркадьевич.
* * *
Вернувшись их Хенровска, Костик ушел в крутой запой. Вначале он пил на с какими-то друзьями. Потом занимал у Козябкина, после стрельнул у Зиночки и Маши. Крах мечты он переживал очень болезненно. Такого пинка от судьбы Константин не ожидал. Удача соблазнила и пропала, сверкнув как на на ночном небе падающая звезда. Оставалось только одно, испытанное и проверенное годами средство – пить. Денег в долг больше никто не давал, пить не приглашали. Из ценного в квартире оставался старенький телевизор, который Константин периодически закладывал и выкупал обратно. Сегодня снова настала его очередь. Костик допивая остатки чего-то мутного, отдающего дешевым самогоном, размышлял: кому бы всучить телевизор подороже, так чтобы деньги сразу… Он включил ящик и уставился на экран, посмотреть так сказать напоследок…
– А теперь сообщение нашего специального корреспондента из Вашингтона. Он присутствует на весьма необычном приеме. Сегодня наши соотечественники получат чек на весьма кругленькую сумму.
На экране появился лощеный молодой человек в смокинге.
– Мы ведем свой репортаж из Центра имени Шнадсона-Шмудсена. Шнадсон-Шмудсена известный исследователь Антарктиды, миллиардер, учредитель ряда фондов и центров, а так же популярного в Европе и Америке учения о здоровом образе жизни и здоровом бизнесе «reasonable cold» – разумный холод. «Ризкулд», это образ жизни, образ общения, который выбирают многие известные политики, бизнесмены, Голливудские звезды. До недавнего времени многочисленные сторонники этого движения не знали как выглядит в лицо их идейный вождь. Дело в том, что во время второй мировой войны музей-архив, где хранились подлинные рукописи и фотографии этого выдающегося человека были уничтожены во время пожара. В мире почти не осталось изображения господина Шнадсона-Шмудсена.
Ходили легенды, что в России сохранились экземпляры одного журнала «Будни Механизатора», где полярник был снят с нашими выдающимися исследователями. И вот сегодня эта легенда нашла свое подтверждение. Это номер с фотографиями Шнадсона-Шмудсена был сегодня продан двумя русскими коллекционерами Центру «Ризкулд» имени Шнадсона-Шмудсена в Вашингтоне.
Оператор крупным планом показал двух мужчин в смокингах, которым пожимает руки какой-то солидный мужик. Мужчины повернулись в сторону оператора и улыбнулись.
Сивухин уставился на экран, по самому краю бежала надпись: «Русские коллекционеры из города Кукуевска Филимон Аркадьевич Лоховский и Максим Леонидович Брюсвилов».
Костик прибавил звук, ущипнул себя за ягодицу, стукнул пару раз по лбу, в надежде, что наваждение рассеется. Ни чего подобного не произошло. С экрана телевизора все так же победно улыбались две знакомо-ненавистные рожи. Костик отчетливо увидел сцену, разыгравшуюся тогда, в павильоне киностудии. Он, сидя под самым потолком в люльке оператора с ехидным смехом, сбрасывает вниз журнал с фотографиями бородатых мужиков. Лоховский стоя на коленях, перелистывает журнал…
В этот момент, там в Вашингтоне, крупным планом перед камерой показывали журнал. С теми самыми бородатыми мужиками. Тот самый, который он вот этими своими руками бросил Фильке Лоховскому. Не может быть! Двести тысяч долларов! Своими собственными, вот этими рученьками, на блюдечке с голубой каемочкой. Бросить свою мечту… У-у-у-у-у-у!!!
Сивухин снова взглянул на экран. Филимон в своем смокинге похожий на пингвина-переростка, подмигнул ему и показал язык. Затем Лоховский приблизился к краю экрана, высунул голову в комнату и обратился к Костику:
– Ну что придурок, хочешь я тебе с Канар открыточку пришлю. Там говорят красиво… А хочешь я где-нибудь на Карибах куплю себе кусочек суши и назову твоим именем… Б-ееее! – вдруг заблеял Филимон и исчез с экрана…
Такого испытания Сивухин не выдержал он схватил то, что находилось под рукой, этим оказалась табуретка, и запульнул в телевизор. Экран разбился, но телевизор работать продолжал. Мерзкий голос Филимона и его приятеля фальшиво распевали что-то на мотив: «Тринадцать человек на сундук мертвеца…» Костик прислушался:
– Двенадцать номеров и ни фига… на одного дурака. Йох-хо-хо и чек, которого хватит на наш век!
– А -а-а-а-а – закричал несчастный Сивухин и пошел на таран телевизора. Он низко опустил голову, как бык на красный плащ тореадора и кинулся на то, что осталось от говорящего ящика.
– Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе! – неистово кричал он топча ногами остатки корпуса.
Но Филимон с Максимом оказались гораздо живучее их голоса все еще звучали в комнате. Тогда Костик решил заживо зажарить этих уродов. Он начал стаскивать в центр комнаты стулья, старые газеты, оторвал дверцу шкафа… Дрова для аутодафе были готовы, оставалось только поднести спичку. В этот момент его взгляд упал на какой-то журнал без обложки.
– Вот он! Дураки, журнал-то у меня, я за него деньги получу… Но я все равно вас сожгу… Никому не позволю отнять свой журнал…
Всклокоченный с безумными глазами, невнятно бормоча что-то про сундук мертвеца и чек он побрел на кухню. Соседи обедали. Они с удивлением уставились на Константина.
Зинка-разведенка спросила:
– Костик, ты что перестановку делаешь? Гремишь, гремишь…
Сивухин глядя в пустой угол кухни произнес вслух:
– Пусть Лоховский заткнется и не корчит мне рожи. Сейчас я возьму спички и сожгу его!
Соседи переглянулись.
– Белая горячка. – констатировал с видом специалиста рабочий человек Козябкин, – у нас, на в цеху, у одного тоже так было. Ничего вылечат.
Зинка сорвалась с места и кинулась в комнату Сивухина. Увиденное потрясло ее. Она вернулась на кухню и срывающимся голосом доложила:
– Он это, и в правду, костер разводить собрался. Да он всех нас тут заживо сожжет. Чего стоишь? – обратилась она к Козябкину, – бегом вызывай скорую. Может он буйный. Маша, незаметно убери ножи, от греха подальше.
При имени Марии Сивухин вздрогнул и нехорошо так улыбнулся:
– А вот и Маша радость наша. Пока ты тут дома сидишь, нравственность блюешь…
– Блюдешь, – механически поправила его Маша.
– Блюешь, – снова повторил Сивухин, – твой лох на Канарах баб щупает. Тебе привет передавал. Я сам, только что по телевизору видел…
Маша побледнела, Зинка молча покрутила пальцем у виска, а Козябкин сказал: