«Грибы у нее там, что ли?» — лениво подумала Надежда и тут
же высмеяла такое предположение — кто же везет грибы из города?
Впрочем, тайна корзины тут же раскрылась: над ее краем
поднялась серая усатая морда, и немыслимых размеров котище издал громкий
жалобный мяв.
«Свой человек, котовладелец!» — одобрительно подумала
Надежда Николаевна и невольно восхитилась размерами кота.
Кот продолжал мяукать. Неожиданно послышался еще один звук,
нехарактерный для вагона электрички — мелодичный звон мобильного телефона.
Надежда огляделась по сторонам. Кроме нее и тетки с котом, в
вагоне никого не было.
У кого же звонит телефон?
И тут тетка вытащила из кармана яркой китайской куртки
новенький аппарат и заголосила на весь вагон:
— Але! Да! Я в поезде! Нормально все, подъезжаем уже!
Что? Мурзик? Тоже нормально, привет тебе передает!
Как бы в подтверждение кот особенно громко мяукнул.
Выслушав ответ, тетка недовольно крякнула и спрятала
телефон.
«Прогресс! — подумала Надежда. — Уже замотанные
тетки из садоводств обзавелись мобильниками! Скоро и коты станут требовать
телефоны!»
Она представила своего кота Бейсика с мобильником возле
рыжего уха и невольно улыбнулась.
В это время динамик забулькал и механический голос сообщил,
что поезд прибывает на станцию Западалово.
Хотя Надежда очень часто проезжала мимо этой станции, в
самом поселке ей до сих пор бывать не приходилось.
Возле платформы приткнулась маленькая будочка кассы, со всех
сторон окруженная армией могучих лопухов. За этой будкой начиналась традиционная
вокзальная площадь, на которой дожидался пассажиров полуживой «львовский»
автобус образца шестидесятого года минувшего века, и две черные собаки мирно
дремали в пыли.
В общем, можно было бы подумать, что электричка, словно
машина времени, перенесла Надежду примерно в тысяча девятьсот семидесятый год,
если бы на окне крохотного магазинчика, который хотелось назвать забытым словом
«сельпо» не красовался рекламный плакат «кока-колы».
«Мимо магазина по дороге», — вспомнила Надежда
инструкцию Лелика.
Магазин — вот он, и, кажется, другого здесь нет.
Надежда направилась по дороге мимо этого очага культуры и
форпоста цивилизации. Когда она проходила мимо двери магазина, оттуда
высунулась небритая и здорово опухшая физиономия местного жителя.
— Женщина! — просипел этот выдающийся
представитель местной фауны. — Женщина, постой!
Надежда Николаевна не сразу поняла, что этот сиплый голос
обращен именно к ней. Но когда призыв аборигена повторился, она невольно
оглянулась. Ни одной женщины, кроме нее, в ближайших окрестностях не
наблюдалось, из чего она сделала вывод, что опухшая личность зовет ее. В такой
ситуации самым правильным было бы, конечно, прибавить шагу и поскорее пройти
мимо, не идя на контакт с местными формами жизни, но то ли врожденное любопытство,
то ли другие столь же опасные для жизни черты характера заставили ее замедлить
шаг.
Заметив это, абориген оживился, выполз целиком из дверей
магазина, предоставив Надежде возможность целиком лицезреть свою фигуру,
облаченную в замусоленный сатиновый халат, некогда синий, а теперь утративший
какой-либо цвет. Из-под халата выглядывал грязный воротник женской вязаной
кофты. Обут абориген был в сандалеты на босу ногу, что не вполне
соответствовало сезону.
— Женщина! — с глубоким чувством просипел «прекрасный
незнакомец». — Купи цепочку!
С этими словами он вытянул вперед грязную руку и раскрыл
ладонь.
Надежда Николаевна невольно взглянула на его ладонь и очень
удивилась. К этой грязной ладони подошла бы цепочка от унитаза, в самом крайнем
случае — ржавая собачья цепь, но никак не то, что на самом деле имело место.
В корявой лапе алкаша лежала, свернувшись кольцами, как
маленькая смертельно ядовитая экзотическая змейка, золотая цепочка необычного
ажурного, плетения.
— Клавка, змея ядовитая, не берет. — С этими
словами алкаш покосился на дверь магазина, из чего Надежда сделала вывод, что
упомянутая Клавка, скорее всего, здешняя продавщица. — Не берет, гадюка
семипалатинская! — с чувством повторил алкаш. — А ведь я ее еще вот
такой помню. — Он показал рукой высоту приблизительно болонки. — Я
ее, гюрзу ашхабадскую, на руках нянчил, а она не берет!
.Надежда уставилась на цепочку. У нее в памяти что-то
шевельнулось. Где-то она видела точно такую же цепочку…
Не правильно оценив ее задумчивость, как намерение купить
экзотический предмет, абориген оживился и сделал шаг к возможной покупательнице
и засипел с новой силой:
— Женщина, покупай, не сомневайся, оченно хорошая вещь!
Не сомневайся! Клавка, кобра астраханская, ничего не понимает! Думает,
краденая! Ничего подобного, Вова Чугуев в жизни чужого не брал! Это.., как
ее.., бабушки моей родной наследство! Я бы в жизни не продал, да жене больной
лекарство срочно, вишь ты, запонадобилось!
С этими словами алкаш ударил себя кулаком в грудь и сделал
еще один шаг. Этот шаг был роковым. Вместе с ним к Надежде приблизился такой
густопсовый запах, что она едва не грохнулась в обморок. Смесь многолетнего
непросыхающего перегара с таким же многолетним запахом немытого тела составила
фантастическую парфюмерную композицию, которую вполне можно было использовать
как химическое оружие массового поражения.
Надежда Николаевна стремительно развернулась и бросилась
наутек, стараясь отдышаться и с трудом сдерживая рвотные позывы.
Вслед ей несся сиплый голос, полный глубокого разочарования:
— Женщина, ну куда же ты, женщина?
Женщина, стой! Купи, отличная вещь! Тещи моей покойной
наследство! Ребеночку малому на лекарство! Ах ты, эфа самаркандская!
Надежда оторвалась на безопасное расстояние и огляделась.
Как говорил ей Лелик, после магазина следовало повернуть
направо и отсчитать три дома от угла. Или четыре… Она точно не помнила, да и
сам Лелик, кажется, не был вполне уверен.
И вдруг она увидела дом.
Всякие сомнения у нее отпали в то же мгновение.
Это был тот самый дом, дом с фотографий, хранящихся в памяти
компьютера.
Он стоял в глубине участка, отгороженный от улицы
штакетником и живой изгородью из кустов акации. Кусты были подстрижены не
слишком высоко, так что можно было видеть часть дома и крыльцо. Надежда
осторожно подергала калитку, та оказалась заперта, прошлась по улице вдоль
забора, осторожно поглядывая на участок. Похоже, что дом был пуст — все окна
заперты, занавески опущены.
Надежда постояла немного у калитки, потому что не хотела
признавать свое поражение.
Дом определенно тот же самый, что на фотографиях, но что это
дает? Она итак уже знает, что идет по верному следу, только вот здесь он,
кажется, обрывается.
