— Дик был, — помрачнела соседка, — я еще
кормить его ходила. Да только он убежал куда-то после смерти хозяина.
— Разве он не на привязи был?
— Да вон, — Мария Семеновна вытащила из будки
кожаный поводок, — был он привязан, так, видно, сорвался…
Надежда внимательно осмотрела поводок, он был срезан как
бритвой. Или ножом. Собака не может так действовать зубами.
— Давно это было? — спросила она.
— Так на следующую ночь после похорон!
Ночью сначала он лаял сильно, спать нам не давал, а потом
как заткнулся. И все, больше мы его не видели. Но, может, хулиганы какие хотели
залезть, узнали, что дом без хозяина. Потому что замок на двери вскрыли. Я Анне
позвонила, она примчалась — ничего, говорит, вроде не пропало, видно, спугнули
их. Она замок амбарный повесила и уехала. А муж мой говорит — хорошо, что Дик
удрал, а то выл он ночами сильно, спать невозможно. А так, может, его кто
подберет — собака-то породистая, немецкая овчарка.
С этими словами соседка подобрала валявшиеся в траве грабли
и понесла их к сараю.
Дверь в сарай была закрыта на простую щеколду. Мария
Семеновна распахнула дверь и в ту же минуту из сарая раздалось грозное рычание.
— Ой! — отпрянула женщина. — Да кто же здесь?
Они с Надеждой снова боязливо распахнули дверь и увидели в
самом дальнем и самом темном углу крупную собаку — немецкую овчарку. Пес лежал
на боку, но, увидев чужих, сделал слабую попытку подняться. Шерсть на нем
свалялась, глаза подернуты гнойной пленкой, и даже не щупая можно было понять,
что нос у него сухой и горячий.
— Дик! — взвизгнула Мария Семеновна. —
Вернулся!
— Что ж он в сарае-то, а не в будке своей?
— А видно, совсем плох, — спокойно сказала
соседка, — вот и заполз умирать. Все одно, конец у него один — без хозяина
не проживет.
— Может, кто его возьмет? — Надежде ужасно жалко
было собаку.
— Да кто его больного возьмет? — Соседка пожала
плечами. — Он вон шлялся где-то, может, заразный какой… Нет, тут уж ничего
не сделаешь.
Тут соседка заметила, что говорит с пустотой, потому что
Надежда в это время смоталась к будке за миской. Она набрала воды из бочки, что
стояла у сарая, прихватила еще рогожку и зашла в сарай. Пес при ее приближении
зарычал и показал огромные клыки.
— Ладно-ладно, — сказала Надежда, — ничего
тебе не сделаю. Попей вон водички, может, полегчает.
— Зря вы это, — соседка поджала губы, — вы
уедете, а нам тут разбираться.
— Анне Константиновне позвоню, — сказала упрямо
Надежда, — может быть, Игорь собаку заберет.
Она прекрасно знала, что неизвестный Игорь отдыхает сейчас в
Крыму, а его мамаша, если бы хотела, давно бы собаку забрала.
Значит, вот как, думала обозленная Надежда, личные вещи
хозяина сразу продали, якобы деньги очень нужны, дом и сад надеются отсудить, а
собаку — на живодерню. Не дай Бог таких наследничков, это ж спокойно не
помрешь!
С соседкой распрощались довольно сухо, и Надежда отправилась
восвояси. Сунув руку в карман, Надежда нашла там розовый камешек, отмыла его у
первой встреченной колонки и еще больше уверилась, что камень этот — подвеска
от кулона. Где-то должна быть цепочка или шнурок. Хотя камень явно хороший, не
стекляшка какая-нибудь, стало быть, и цепочка должна быть дорогая. И тут же
Надежда вспомнила алкаша, который предлагал ей у магазина купить цепочку. Не та
ли эта цепочка? И еще перед ней вдруг встал снимок с экрана компьютера, где та
женщина с усталыми глазами подслушивает чужой разговор. Она наклонилась как
можно ближе, прямо свесилась из окна, и ясно видно у нее на шее украшение.
Кулончик на цепочке.
Обратный путь до привокзальной площади Надежда Николаевна
преодолела чуть ли не бегом.
Ее одолевали противоречивые чувства: с одной стороны, ужасно
не хотелось вступать в контакт с отвратительным алкашом, с другой — хотелось
расспросить его, узнать, где он взял золотую цепочку. В крайнем случае — еще
раз взглянуть на эту цепочку и убедиться, что это — именно та самая, с
фотографии…
Ей казалось, что это может пролить свет на таинственное
убийство в доме Ильи Константиновича.
Около магазина колоритного аборигена не оказалось.
«Ну вот, — раздраженно подумала Надежда, — когда
он не был нужен — еле от него отделалась, а когда понадобился — тут как сквозь
землю провалился».
Она толкнула скрипучую дверь и вошла в магазин.
Внутри Чугуева тоже не было.
Не было и других покупателей, рослая грудастая тетка с мелко
завитыми белыми волосами и ярко-красным нарисованным ртом в гордом одиночестве
возвышалась за прилавком. Ее руки, с толстыми, как любительские сосиски,
пальцами, унизанными немыслимым количеством колец и перстней, были
величественно сложены под мощной грудью.
Надежда поняла, что это и есть та самая Клава, которую Вова
Чугуев так немилосердно поносил за нежелание купить у него цепочку. Она
поздоровалась с продавщицей и подошла к прилавку, мимоходом ознакомившись с ассортиментом
продовольственных и прочих продуктов.
Продавщица окинула Надежду пренебрежительным взглядом,
разлепила ярко-красные губы и промолвила:
— Здрассте!
— А что, — начала Надежда, выдержав для приличия
паузу, — тут недавно такой.., мужчина находился…
— В этой дыре, — моментально отозвалась
продавщица, — отродясь ни одного мужчины не было.
— То есть.., как это? — искренне удивилась
Надежда.
— А очень просто. Откуда здесь мужчинам взяться? Здесь
— либо старые козлы, либо боровы пьяные. Какие уж тут мужчины!
— Ах, ну вы в таком смысле! — протянула
Надежда. — Так сказать, в философском!
— В самом житейском, — отрезала продавщица.
— Ну я не имела в виду, что у вас здесь Ален Делон
разгуливал, — Надежда усмехнулась, — по вашей классификации — как раз
пьяный боров…
— Вовка Чугуев, что ли? — изумилась
продавщица. — Господи!
— Да, кажется, его так зовут…
— Господи! — повторила Клава. — На фига тебе
этот козел сдался?
— Так он же, по вашей теории, не козел, а боров?
— И козел, и боров — все в одном флаконе! —
Продавщица сплюнула под прилавок. — Ну на фига он тебе?
Надежда Николаевна покраснела при мысли, что кто-то мог
заподозрить ее в женском интересе к такому экземпляру, и торопливо пояснила:
— Да он цепочку продавал.., золотую, вот я и подумала…
Продавщица отвернулась, взяла с полки огромную головку сыра,
тяжело шлепнула ее на прилавок и только тогда снова подняла на Надежду глаза.
