В Западалове все было без перемен. Возле магазина стоял
чей-то велосипед, и любознательный мальчуган лет шести пытался отвинтить от
него педаль. Проходя мимо, Надежда Николаевна цыкнула на юного Кулибина, но он
не обратил на нее ни малейшего внимания.
Проверенным путем Надежда обошла дом Ильи Константиновича,
стараясь не попасть на глаза наблюдательной Марии Семеновне, и вышла к
малиннику на задах участка. Раздвинув кусты, пролезла в пролом и забралась в
сарай.
«Видел бы меня муж! — думала она, на четвереньках
продвигаясь в темноте с тяжелой сумкой в обнимку. — Он бы точно подумал,
что мне нужна срочная психиатрическая консультация!»
В дальнем конце сарая блеснули зеленоватые огоньки глаз и
послышалось негромкое ворчание. Может быть, Надежда выдавала желаемое за
действительное, но ей показалось, что в этом ворчании не было прежней угрозы.
— Здравствуй, Дик! — проговорила она
вполголоса. — Я тебе поесть принесла.
Ворчание стихло, но в тишине слышалось настороженное, если не
враждебное дыхание.
Сквозь щели в сарай проникало немножко дневного света, и
Надежда видела в углу темные очертания собаки. Размеры овчарки впечатляли, но,
разумеется, не шли ни в какое сравнение с размерами сенбернара, которого
Надежда воспитывала несколько месяцев и успела к этому делу привыкнуть. Пес
по-прежнему лежал на рогожке, Надежде показалось, что выглядит он немного
получше. Сардельки, оставленные вчера, исчезли, и это был хороший знак.
Осторожно, стараясь не делать резких движений, Надежда достала кастрюлю с супом
и поставила ее поближе к собаке. Сама же отодвинулась в дальний угол.
Прошло некоторое время, и соблазнительный запах мясного супа
оказался непреодолимым. Надежда уловила в той стороне шевеление, потом услышала
громкое чавканье.
— Ну молодец, хороший пес, хороший! —
приговаривала она. — Только не спеши, не торопись, никто у тебя еду не
отнимет!
Надо сказать, что Дик ел быстро, но аккуратно, ничего не
расплескал и быстро управился с супом и овсянкой. Прежде чем всерьез заняться
сахарной косточкой, он благодарно ткнулся в руку Надежды носом. Нос был мокрый
и холодный, и это тоже был хороший знак.
— Ну вот… — Надежда растрогалась. — Что же мне
теперь с тобой делать? Взять тебя в город я не могу… Представляю, что сказал бы
Саша.., и Бейсик… Ну покормлю еще несколько раз, а там уж ты выздоровеешь, и
придется тебе самому о себе заботиться…
Дик на секунду перестал хрустеть костью и поднял на нее
большие выразительные глаза.
Надежда неожиданно почувствовала, как защемило у нее сердце.
Она высыпала в миску сухой корм, осмелилась почесать Дика за ушами и виновато
проговорила:
— Ты только не ешь все сразу, оставь на потом… Завтра
я, наверное, не смогу к тебе приехать…
Она поползла обратно, к лазу из сарая, стараясь не
оглядываться на пса.
У нее за спиной раздался громкий грустный вздох, от которого
сердце Надежды еще сильнее защемило.
Выбравшись из зарослей малинника в проулок, Надежда замерла
на месте, как вкопанная. Всего в нескольких шагах от нее стоял человек.
Первой ее мыслью было броситься наутек, но через секунду она
поняла две вещи: во-первых, что этот человек стоит к ней спиной и,
следовательно, не видел, как она с самым подозрительным видом вылезает из
кустов, и во-вторых — что этот человек вообще не из тех, кому ее поведение
может показаться подозрительным.
Это был тот самый алкаш, который накануне предлагал ей
купить золотую цепочку и которого она позже безуспешно искала возле магазина.
Надежда даже вспомнила, что его зовут Вова Чугуев. Вот так удача! На ловца, как
говорится, и зверь бежит!
Господин Чугуев был облачен в тот же, что и накануне,
сатиновый халат некогда синего цвета, из-под которого торчал воротник вязаной
женской кофты. По-видимому, этим нехитрым одеянием исчерпывался его гардероб,
который был одновременно и повседневным, и парадно-выходным, причем, скорее
всего, он не снимал свою одежду и на ночь.
Алкаш, как уже было сказано, стоял посреди дороги спиной к
Надежде и что-то разглядывал в пыли проулка. При этом он бормотал себе под нос,
время от времени озабоченно вздыхая.
Надежда невольно отметила, что только что оставленный ею в
сарае Дик производит впечатление гораздо более разумного существа, чем этот
славный представитель западаловского населения. Тем не менее, движимая неуемным
любопытством, она окликнула Чугуева.
Тот вздрогнул и обернулся.
— Э-э, женщина, ты это, откуда тут взялась? —
проговорил он, невольно попятившись.
Проигнорировав этот вопрос. Надежда взяла быка за рога:
— Ты мне вчера цепочку предлагал, так я, того,
надумала. Хочу ее купить. У тебя она еще?
Чугуев оживился. На его опухшем, заросшем серой щетиной лице
возникли пятна лихорадочного румянца, и он запустил грязную лапу в глубину
своей вылинявшей и засаленной хламиды.
— Есть, есть у меня эта вещь! — забормотал он с
нездоровой суетливостью. — Оченно хорошая вещица, не пожалеешь… Тут она,
обожди, в карманец где-то завалилась…
Волосатая рука проскользнула сквозь драный халат и
высунулась из прорехи. Алкаш озадаченно уставился на нее, как на посторонний и
враждебный предмет, и предпринял еще одну попытку. Наконец, после трех или
четырех безуспешных экспедиций он выудил из недр халата грязный до
невозможности платок и со счастливой улыбкой развязал его, бормоча:
— Вот же она, вот! А я-то думаю, неужто вывалилась!
Нет, у Чугуева все завсегда в полном порядке! Чугуев — он не промах, не лох
какой-нибудь! Вот же она, родимая!
Действительно, в платке лежала, свернувшись колечками, та
самая золотая цепочка необычного плетения. Как и накануне, она показалась
Надежде похожей на маленькую, но смертельно опасную ядовитую змейку.
— Я куплю, — взволнованно проговорила Надежда,
приблизившись к Чугуеву и задержав дыхание, чтобы не упасть в обморок от
чудовищного перегара и прочих сопутствующих ароматов.
— Двести, — торопливо проговорил алкаш.
Надежда без разговоров полезла за кошельком, но Чугуев
внезапно замолк и попятился.
На его лице отразилась мучительная душевная борьба: с одной
стороны, увидев, как легко женщина согласилась на несуразно высокую, по его
представлению, цену, он подумал, что продешевил. С другой — боялся поднять цену
и отпугнуть покупательницу. Наконец он открыл опухший рот и проронил в страшном
волнении:
— Триста!
— Ну ты загнул! — рассердилась Надежда
Николаевна. — Слишком много хочешь! За триста не возьму!
— Двести пятьдесят! — дрожащим от волнения голосом
выпалил Чугуев.
— Ладно, черт с тобой! — Она достала деньги из
кошелька, сорвала большой лист лопуха и этим листом прихватила цепочку, чтобы
не входить в непосредственный контакт с великолепным Чугуевым, который вполне
мог быть разносчиком туберкулеза, тифа, сибирской язвы, бубонной чумы и
атипичной пневмонии.
