Да там только намекни, что можно соперникам ножку подставить
— живо найдутся охотники!
— Этой заразе Горностаевой было все Как с гуся вода!..
— Тогда хоть в морду бы ей дал в публичном
месте! — азартно сказала Надежда. — Глядишь, и привлек бы внимание
общественности.
— Что ты, Сергей не может женщину бить…
Он говорил, что всю жизнь учил детей только хорошему.
— Лучше бы он учил их, как за себя постоять, может, и
сам бы научился, — проворчала Надежда. — А так что получилось? Был
человек — и нету. Ни работы, ни семьи… То есть извини, конечно… — опомнилась
Надежда.
— Не извиняйся, — с горечью сказала Нина, —
думаешь, не понимаю, что он со мной, потому что больше идти ему некуда? Жена
тогда вместо того, чтобы поддержать, так была недовольна! Дескать, вся эта
история мешает ее бизнесу. Ей такая антиреклама не нужна и все такое…
— А скажи, — внезапно спросила Надежда, — вы
встретились до того, как он из дома ушел?
— Мы давно знакомы были, учились вместе… — Нина
невидяще глядела в чашку с разводами от кофе. — Я всегда его любила, но
ничего у нас не было даже в молодости. Потом он преподавать пошел, а я в
издательство, — она грустно улыбнулась, — виделись нечасто, а тут
встречаю я его после этой истории… Ну 1 конечно, я уж в курсе была, добрые
знакомые ту газетку подсунули. Он выглядел — краше в гроб кладут, я испугалась,
что сердце у него не выдержит. Все я ему и сказала тогда — мол, ничему не верю,
а если бы что и было, так мне все равно, приму его в любом виде. Он и пришел
через некоторое время, потом болел долго, не работал…
— А ты все его заботы на себя взвалила, —
насмешливо сказала Надежда.
— Мне не в тягость. — Нина пожала плечами и отвела
глаза.
— Знаешь, что я тебе скажу? — начала
Надежда. — Пока ты его с ложечки кормить будешь, он никогда не оправится.
Работу ему нашла, небось сама и редактируешь, пока он недомогает?
— Нет, он сам! — возмутилась Нина. — Но
лишний раз в редакцию не зайдет, приходится мне… И вообще в последнее время
какой-то странный стал, иногда смотрит с таким выражением… Даже не могу
описать.
— Слушай, может, он думает, что ты журналистку
придушила? — догадалась Надежда. — Значит, как там дело было? После
ужина вы поболтали, музыку послушали, потом женщины вымыли посуду, так?
— Так. Потом стемнело, на улице похолодало, сырость
опять же, все в дом пошли. Мужчины уселись в карты играть, Илья тут поблизости
крутился, собаку кормил, выгулял ее. Ну, мы видим, что мужчины увлеклись, и разбрелись
кто куда. Я думала спать пойти, потом беспокойство меня одолело, как там
Сергей.
Думаю, припрется еще эта Горностаева, начнет его
провоцировать. Я подошла к веранде снаружи — нет его на месте. Я походила по
саду — никого, за калиткой тоже, я тогда к этой Ирине под окно — через дом
ходить не хотела, чтобы меня никто не заметил. Ну там я уже говорила, звуки
такие, будто любовью занимаются — стоны, хрипы, кровать скрипит… Я как
шарахнулась — думаю еще увидит кто, что я под окном подсматриваю и подслушиваю, —
сраму не оберешься! А тут еще кто-то через кусты ломанулся в сторону. Я скорее
обратно к веранде, смотрю — Сергей там. Я так обрадовалась, что он на месте,
что больше никого не заметила, кто там еще есть. И спать пошла.
— А наутро, когда узнали, что умерла Горностаева,
Сергея чуть удар не хватил. Весь бледный, пот с него градом… А я кулона
хватилась при свете — батюшки! Хорошо если просто в саду потеряла, а если там,
у нее под окнами!
— Так и вышло, — вставила Надежда.
— Когда милиция сказала, что смерть естественная,
Сергей и говорит, что судьба, значит, у нее такая. А потом задумываться стал и
на меня странно смотреть…
— Ладно, пока это оставим… — задумчиво протянула
Надежда. — Расскажи теперь о своем втором визите на дачу.., когда ты
приехала за кулоном.
Нина молчала, и тогда Надежда, чтобы подтолкнуть ее,
проговорила:
— Ты поехала туда сразу же после того, как узнала о
смерти Ильи Константиновича?
— До этого у меня не было свободного времени, —
недовольным голосом отозвалась Нина.
«Кроме того, пока хозяин дачи был жив, — подумала
Надежда, — у тебя не было возможности беспрепятственно поискать свою
пропажу!»
Вслух она ничего не сказала и не стала перебивать свою
собеседницу.
Нина продолжила:
— Я приехала в Западалово вечерней электричкой, как раз
начало темнеть. Рассчитывала управиться за час-полтора и вернуться на последнем
поезде, который уходит в одиннадцать сорок. Только, как выяснилось, не одна я
той ночью собралась проведать ту дачу…
Нина подозрительно покосилась на людей за соседним столиком
и понизила голос:
— Подошла я к дому Ильи Константиновича сбоку. Там есть
такой проулочек, совершенно безлюдный, вот я и решила оттуда как-нибудь
пробраться к нему на участок…
Надежда с пониманием кивнула: проулочек был ей хорошо
знаком, она сама проникла на опустевшую дачу этим же путем.
— Однако, свернув туда, я увидела чью-то машину. Машина
стояла с погашенными фарами и вроде бы пустая, я и подумала, что ее оставил на
ночь кто-то из соседей. Решила не менять своих планов, тем более что время уже
поджимало, чтобы успеть на последнюю электричку, я должна была поторопиться. Ну
прошла я вдоль забора и очень скоро наткнулась на заднюю стенку сарая. Одна
доска там была здорово расшатана, так что пролезть в щель не составило никакого
труда…
Надежда окинула завистливым взглядом сухощавую Нинину
фигуру. Сама она с большим трудом протиснулась в сарай.
— Конечно, перепачкалась я основательно, —
продолжала Нина, — но это меня не остановило. Подобралась к выходу из
сарая, и только высунула нос наружу, как увидела приближающуюся ко мне фигуру…
Даже сейчас, просто вспоминая события той ночи, Нина
выглядела испуганной. Надежда кивнула ей, как бы поддерживая и поощряя.
— Было уже совсем темно, и я не смогла как следует
рассмотреть того, кто ко мне приближался, но по силуэту мне показалось, что это
был мужчина. И еще было ясно, что он тащит что-то очень тяжелое… Я отскочила от
двери обратно в сарай, но шаги все приближались, и скоро я поняла, что он
направляется сюда же.
Нина на мгновение замолчала и вытерла бумажной салфеткой
покрывшийся испариной лоб. Видно было, что собственный рассказ не на шутку
волнует ее.
— Я спряталась в углу сарая и на всякий случай
накрылась каким-то случайно подвернувшимся мешком. Вскоре дверь со скрипом
отворилась, и человек вошел внутрь. Если снаружи было очень темно, то здесь,
внутри сарая, царил совершенно непроницаемый мрак, и ориентироваться можно было
только на ощупь. Тот, вошедший в сарай человек, тихо выругался — вероятно,
споткнулся обо что-то, — и включил фонарик, чтобы осветить себе дорогу.
Свет фонаря с непривычки ослепил меня и разглядеть при этом свете человека я не
смогла — ведь он светил не на себя, а на пол — но зато я разглядела то, что он
тащил…
