И самая последняя запись в файле была датирована двадцать
девятым августа.
"Что называется — на ловца и зверь бежит.
Мой очаровательный доктор утроил активность. Его манера
ухаживать старомодна, но довольно приятна: цветы, духи, комплименты.
Вчера пригласил меня в ресторан. Я пыталась использовать это
в интересах дела, но доктор — кремень. Разговорить его не удалось. То есть
болтал он непрерывно, но это был обычный мужской треп: от грубого павлиньего
хвостораспускания внезапно переходил к классическим жалобам на одиночество, на
то, что его никто не понимает (подразумевается — никто кроме меня), на то, что
жизнь стремительно проходит мимо без тепла и ласки. Про жену, естественно, ни
слова, и все мои попытки перевести разговор на интересующие темы отбивает, как
опытный теннисист. Конечно, я отвечаю ему тем же: он не должен знать о моей
профессии, и на все скользкие вопросы я отвечаю туманными недомолвками,
многозначительно закатывая глаза. В общем, это сильно напоминает задушевный
разговор Штирлица с Мюллером. Разница между нами в том, что я после общения с
Оксанкой весьма много о нем знаю, а он обо мне, надеюсь, нет. Или это мне
только так кажется? Пару раз я перехватывала довольно странный взгляд. Может
быть, и он знает обо мне больше, чем я думаю?"
На этом записи заканчивались.
Надежда Николаевна сидела перед компьютером в тревожной
задумчивости.
Судя по этим записям, покойная журналистка в конце своей
недолгой жизни начала первое в своей карьере настоящее журналистское
расследование. И если до того она раздувала газетные скандалы на пустом месте,
высасывая повод для них из пальца и обливая грязью ни в чем неповинных людей, и
это каждый раз сходило ей с рук, более того — помогало делать успешную карьеру,
то в том единственном случае, когда Ирина наткнулась на действительно важную
тему, — ей пришлось поплатиться за это жизнью. Потому что Надежда не могла
поверить в случайное совпадение, в то, что Горностаева по чистой иронии судьбы
умерла от той же экзотической причины, которая унесла жизнь неизвестного
молодого пациента частной клиники. Что же, выходит, только ложь безопасна, а
всякая попытка написать в газете правду смертельно опасна? Или это просто такая
ирония судьбы?..
Надежда сняла телефонную трубку. Теперь она не сомневалась,
что ключ к расследуемому преступлению лежит в частной клинике, которую посещала
перед смертью Ирина Горностаева, и в первую очередь она хотела узнать адрес
этой клиники.
В телефонной справочной службе, когда она сказала, что ей
нужна клиника на Колокольной улице, ответили, что без номера дома таких справок
не дают, и переадресовали в платную справку. Зато в платной справке девушка
была предельно вежлива, тут же сообщила телефон клиники и адрес — Колокольная
улица, дом шестнадцать.
Однако обдумав ситуацию. Надежда решила, что прежде, чем
ехать на Колокольную, следует навестить медсестру Яковлеву. Покойная
журналистка записала, что у той были проблемы со здоровьем, поэтому следует
поторопиться, а клиника никуда не денется.
Надежда подходила к дому медсестры Яковлевой с непонятным
самой тяжелым чувством. Что-то давило ей на сердце, и внутренний голос, который
за последнее время все больше помалкивал, тут вдруг оживился и робко посоветовал
Надежде никуда не ходить. Она тут же рассердилась на него — дескать, ты еще
будешь вставлять палки в колеса! Но поскольку сердиться на собственный
внутренний голос всерьез могут только психи, Надежда Николаевна отмахнулась ото
всех опасений и вошла в подъезд. Ее знаменитое любопытство и в этот раз
перетянуло чашу весов.
Надежда поднялась по лестнице и нашла на втором этаже
шестнадцатую квартиру. Она долго звонила и собралась уже уходить, когда за
дверью наконец раздались неуверенные спотыкающиеся шаги. Надежда скроила самую
приветливую физиономию и встала так, чтобы ее можно было разглядеть в глазок.
— Я к Анне Ивановне Яковлевой! — громко сказала
она.
Однако никто ее ни о чем не спросил.
Заскрежетали замки, отпираемые неверной рукой.
«Пьяная она, что ли?» — успела подумать Надежда, и дверь
отворилась.
Женщина за дверью выглядела ужасно.
Она была немолода, но в данный момент еще и очень нездорова.
То есть нездорова — это мягко сказано, глядя на обтянутые желтой кожей скулы,
запавшие глаза и свалявшиеся седые волосы, становилось ясно, что женщина тяжело
больна. Она глядела на Надежду, не узнавая, потом зашевелила губами, и Надежда
поняла, что у женщины нет сил говорить.
— Вам плохо? — вскрикнула она, когда женщина
пошатнулась и схватилась за стенку.
На лбу ее выступил пот, казалось, еще немного — и женщина
просто сползет на пол от слабости да так там и останется.
Надежда подхватила ее под руку и помогла добраться до
кровати. В квартире Яковлевой была всего одна комната, видно было, что раньше
хозяйка содержала ее в чистоте и порядке, однако в последнее время на это не
было сил. Занавески не успели запачкаться, стекло в серванте было чистым,
посуда за ним все еще блестела, но на полированной поверхности мебели ровным
слоем лежала пыль, на стульях валялась неубранная одежда.
Постель была разобрана, и в комнате стоял тот тоскливый
запах, который бывает в помещении, где лежит больной, — душно, затхло и
пахнет лекарствами.
Женщина прилегла на кровать и устало прикрыла глаза. Надежда
усовестилась, поскольку визит ее был явно не ко времени. В самом деле, разве
несчастной Анне Ивановне Яковлевой есть сейчас дело до всяких вопросов? Однако
как же так получилось, что тяжелобольной человек лежит один? Стакан воды подать
некому, в аптеку сбегать…
— Анна Ивановна, чем вам помочь? — окликнула
больную Надежда. — Может быть, лекарство дать?
Женщина открыла глаза и уставилась на заботливую незнакомку.
— Кто вы? — прошелестела она. — А впрочем,
неважно. Слушайте внимательно… Я умираю… Это все доктор… Он был здесь.., только
что… Я только сейчас поняла, что это он во всем виноват… И тогда, в клинике… Я
дежурила ночью, а он зашел.., и оставался в палате один.., а потом просил меня
никому не говорить…
«Бредит, — поняла Надежда, — совсем дело плохо…»
— Вы слышите? — Женщина приподнялась на
кровати. — Скажите всем, что доктор…
Она упала на подушку, глаза ее закатились.
— Какой доктор? Как его фамилия? — Надежда,
сообразив, что Анна Ивановна Яковлева не бредит, наклонилась ниже и даже
приподняла женщину за плечи. — Это он вам что-то вколол?
Из груди больной вырвался хрип, там что-то заклокотало, изо
рта потекла струйка слюны.
— Господи помилуй, да она и вправду помирает! —
вскрикнула Надежда и заметалась по квартире в поисках телефона.
Аппарат нашелся на кухне. Против обыкновения диспетчер
«скорой помощи» не стала препираться и допрашивать Надежду Николаевну, видно,
почувствовала по ее голосу, что дела и вправду очень плохи.
