Култаков посуровел, поднялся.
– Ну что, подумаешь?
– Подумаю.
Поднялся и Беркутов.
– Думай, казак, думай! – генерал неожиданно повеселел. – Мы предлагаем один раз!
– А это вы предлагаете или…
Он не договорил. Но кого имел в виду Беркутов, нетрудно было догадаться. Понял и Култаков.
– Да, я говорил об этом наверху, и мне, то есть вам, предложили эти условия. Я их лишь озвучил.
Они помолчали.
– Вам суток на принятие решения хватит?
Беркутов напрягся.
– Я могу посоветоваться со своим адвокатом?
– Да, конечно.
– Когда Эдуард Петрович смог бы встретиться со мной?
Култаков посмотрел на часы.
– Я думаю, самое позднее около пяти, не позже! Что ж, тогда завтра утром мы будем ждать вашего решения, – сдержанно улыбнулся Култаков. – Как говорят, время пошло!
Маша неторопливо шла по коридору со студенткой, живо обсуждая ее курсовую.
– Не надо вообще упоминать в курсовой, что просветитель Новиков был масоном! Зачем это тебе?! Ты рассказываешь о его бурной книгоиздательской деятельности, о его свободолюбивых взглядах, а масоны тут совсем ни при чем.
– Как это ни при чем, если он был один из активных деятелей русского масонства?!
– Ты хоть понимаешь, кто такие масоны?! – накинулась на нее Маша.
– Масоны – это религиозная секта такая! – выпалила студентка.
Дорогу им преградил Антон.
– Мариванна, можно с вами переговорить?
Маша остановилась, недоуменно взглянула на Антона. Он с виноватым видом смотрел на нее.
– Вы с какого курса?
– С третьего! Антон. Я одно время посещал ваш семинар по современной литературе.
– К сожалению, я вас не помню! – она нервно передернула плечиками. – А что вы хотите?
– Я бы хотел снова к вам вернуться. В ваш семинар.
Маша вспыхнула.
– Увы, это невозможно! – Она вдруг радостно посмотрела на него. – У меня, что называется, под завязку! У Бронниковой есть места, она не будет против! Извините…
Маша схватила свою студентку за руку и буквально потащила ее дальше по коридору. Антон остался на месте.
– А вот линию противостояния с Екатериной надо, наоборот, развить! Это же интересно! Императрица выводит Новикова в своей пьеске, потом арестовывает его, сама назначает меру наказания. Тут много чего есть такого, что надо раскапывать.
Голосок Маши удалялся. Антон с грустью смотрел ей вслед.
Беркутов встретился в камере для допросов с адвокатом Гарумовым. Последний был встревожен.
– Вам приветы от Лидии Александровны и Верочки! Внучка растет не по дням, а по часам. Дочь полностью успокоилась, к ней зачастил молодой отец, приносит разные подарки, Вера их принимает, и, как сказала Лида, есть шанс, что они все же поженятся. А ваш сын Костя всерьез ухаживает за Люсей, вашей секретаршей. Они оба тоже шлют вам приветы. Видишь, какой я ловкий сплетник, – бодрым тоном сообщил адвокат, молча передавая сигареты и шоколадную конфету. Беркутов съел конфету и слабо улыбнулся. Гарумов незаметно пододвинул Георгию записку. Там было написано: «Я бы на вашем месте не соглашался на условия Култакова! Я что-то не верю его лживым обещаниям. Это, конечно же, мое личное мнение! Хотя дело курирует САМ, и Култаков без его разрешения не смог бы и чихнуть, не только что обещать. Но все же что-то лично меня смущает».
Беркутов прочитал, кивнул. Гарумов забрал записку, скомкал ее, сунул в рот и сжевал.
– Рисовая бумага, настоящая, – пояснил он. – У Луция Сенеки был трактат, он не сохранился, о переменчивости погоды. Основная мысль его такова: погода меняет свой нрав не от каких-либо причин, а потому, что такова ее суть: постоянно меняться, не хранить постоянства. Вы понимаете?
Беркутов помедлил, кивнул. Гарумов, глядя в упор на Беркутова, отрицательно покачал головой.
– Подумать, конечно, стоит, но…
Гарумов двумя пальцами сжал себя за горло и вытаращил глаза. Беркутов негромко рассмеялся. Сцена, изображенная адвокатом, получилась смешной. Но через секунду Беркутов снова надел на себя печальную маску.
– Я устал уже, Эдуард Петрович. Просто устал! Это имеет какое-то значение?
Гарумов потускнел, кивнул головой.
– Имеет, – согласился он.
Адвокат поднял глаза вверх, изобразил наушники, давая понять, что их прослушивают.
– Ты должен сам принять решение… С одной стороны, предложение вроде бы заманчивое, – трагическим тоном выговорил он. – Но Генсек сейчас в больнице, положение его… – Гарумов изобразил умирающего. – Так что ситуация неопределенная.
Адвокат развел руками, и Беркутов печально покачал головой.
Сотрудник в штатском в наушниках следил за уровнем записи магнитофона. Медленно крутилась бобина с узкой магнитофонной лентой. В наушниках звучал голос Гарумова: «И обсуждался ли вообще с ним этот вопрос – уверенности никакой!» Гарумов несколько раз кашлянул. «Георгий Константиныч, вы же не ребенок, которого надо уговаривать. Я ясно выражаюсь?» Повисла пауза. Она длилась томительно долго. Звуковик сидел и слушал напряженную тишину.
16
Двое рабочих копали очередную яму. Боков, ссутулившись от зябкого ветерка, расхаживал по участку. Остановился около вентиляционной трубы, потрогал ее. Она чуть пошатнулась. Боков хмыкнул. Он подтолкнул ее посильнее, и она накренилась. После очередного толчка труба сорвалась и рухнула. Под ней обнаружилась другая труба, пошире, а в ней сквозь рыхлую землю проглядывали хвосты полиэтилена.
– Эй! Быстро сюда! – закричал майор, замахал руками, призывая к себе рабочих.
Те бросили копать, подбежали к Бокову.
– А ну-ка, раскопайте мне этот чертов воздуховод! – приказал майор. – Что-то тут не то…
И рабочие начали раскапывать воздуховод. Еще через мгновение они вытащили первый небольшой, но увесистый мешочек с деньгами. Боков не сводил глаз с этого нежданного богатства.
Беркутова ввели в камеру для допросов. Там его уже поджидал Скачко. Полковник указал ему на стул. Беркутов сел. Под глазами залегли темные круги. Он так исхудал, что пиджак болтался на нем как на вешалке. Георгий Константинович отрешенно смотрел в сторону.
– Я за ответом для генерала, – сказал Скачко.
Беркутов нахмурился. Охранник принес чай в подстаканниках, вазочку с земляничным печеньем и ушел. Беркутов вдруг на мгновение ожил, потянулся на запах. Взял стакан, поднес к носу и, закрыв глаза, блаженно втянул в себя чайный запах, прикрыл глаза.
– Настоящий, индийский… – пробормотал он.
