– Где Босх? – поинтересовался он сразу же после поцелуя.
Ева отодвинула машинку, нагнулась, достала из ящика альбом и передала сыну. Тот сразу открыл его, стал листать и восхищаться.
– Здорово! Все про нас! – Он задержался на иллюстрации под названием «Воз сена». – Ну, сама посмотри, все как у нас. Хапают и хапают, кто больше, кто меньше, но хапают все.
– Ты уж помолчал бы. Не увлекайся, а то мало ли кто услышит, – погрозила она пальцем.
– Ладно, мам, лучше скажи, еще экземплярчик найдется?
Ева, обернувшись к нему, строго заметила:
– В изобразительном отделе, четыре рубля восемьдесят пять копеек, никто им не интересуется!
Костя оторопел, положил книгу на стол.
– А чего ты мне даешь, оставь себе! Я думал, у вас ажиотаж, не достать! – Он порылся в кармане, достал несколько купюр. – Вот, держи, у меня деньги есть, сам возьму сколько надо!
Ева взяла книгу, пожала плечами. Видя, что Костя собрался уходить, остановила его за руку:
– Подожди, сынок, успеешь! Присядь! Я сегодня твоего отца видела!
Костя хоть и присел на стул, но, услышав про отца, поморщился и тут же поднялся.
– Сядь и послушай, – строгим голосом приказала она.
Костя шумно вздохнул, но матери покорился, сел.
– Николай Иваныч не твой отец, не настоящий! Не родной. Пришла пора обо всем рассказать! – У Евы на глаза навернулись слезы.
Костя недоуменно взглянул на мать. Парень не знал, что делать, встать и уйти или остаться и слушать. Но, увидев в глазах матери слезы, решил остаться.
Антон после свидания с Машей был счастлив. Счастлив оттого, что впервые ему удалось пробыть с Машей так долго, счастлив, что им удалось посидеть в кафе и выпить по бокалу шампанского, счастлив, что она наконец раскрылась ему. Во всяком случае, так ему показалось. Нет, конечно же, раскрылась, раз дала почитать запрещенную книгу, «Август 14-го», о которой можно было услышать только по вражескому радио. А это означало, что она ему доверяет! И он радостно побежал к остановке, крепко сжимая в руке портфель с книгой. Даже не побежал, а полетел. Одним из первых вскочил в трамвай, занял место у окна. Когда к трамваю подбежал Ширшов – он решил съездить на рынок за рассадой для тещи, а то совсем запилила, – двери уже закрылись. Ширшов забарабанил в дверь, и вагоновожатая, толстая пожилая тетка, взглянув в зеркальце, выругалась шепотом, но двери открыла. Ширшов заскочил в трамвай с передней площадки, в знак благодарности махнул тетке рукой. Потом бросил три медные копейки в кассу, оторвал билет, стал пробираться в глубь салона, увидел свободное сиденье у окна, но тут прямо перед носом на это место плюхнулась какая-то старушка. Ширшов вздохнул, прошел вперед и остановился позади Антона. Тот же продолжал пребывать в самом радужном настроении. И еще его сжигало нетерпение. Он вытащил заветную книгу из портфеля, открыл, пролистал ее. Ширшов смотрел в окно, на пролетающие мимо дома, деревья в светло-зеленом ореоле – начала распускаться листва. Весна окончательно вступила в свои права. И ему почему-то стало грустно, все радуются весне, а он как проклятый продолжает мотаться по работе, и конца-края этому не видно, как и результатов, которые ждет начальство. Тем временем Антон, пролистав книгу, вернулся к первой странице, где было напечатано имя автора, название романа и чуть ниже – название парижского издательства. Ширшов оторвался от проплывающей панорамы города, рассеянно взглянул на книгу, но, выхватив цепким взглядом имя автора и название издательства, тут же напрягся, поняв, что за «фолиант» держит в руках незнакомый юноша. Взглянул на него. На вид лет двадцать, студент, наверное. Одет прилично, курточка модная клетчатая, джинсы. Вот сволочь! Интересно, откуда взял?.. Может, не только читает, но и в распространении замешан?.. Антон оторвался от страницы, выглянул в окно, быстро закрыл книгу, сунул ее в портфель и поспешил к выходу. Ширшов оставался стоять на месте. Сиденье у окна освободилось. Двери раскрылись, все стали выходить. Ширшов медлил, не зная, как поступить, как вдруг словно что-то подтолкнуло его в спину. Он двинулся к выходу, но двери уже закрылись.
– Эй, красавица, открой! – крикнул он вагоновожатой. Та, увидев уже знакомого недотепу, недовольно покачала головой, но двери открыла. Оперативник пулей выскочил из трамвая.
Костя выслушал весь рассказ матери молча. Несколько раз хотел перебить ее, уточнить, как они познакомились, почему она выгнала отца, когда тот вернулся из тюрьмы. Но сдержался, промолчал, решил оставить на потом. Он так часто поступал: ждал, когда мать успокоится или пройдет какое-то время, день-два, и потом неожиданно вдруг задавал ей вопрос, прямо в лоб. В таких ситуациях мать всегда терялась и начинала говорить правду. Нет, вруньей она не была, просто иногда, сильно переживая, недоговаривала. Может, и сейчас с ней происходит то же самое, подумал он, продолжая успокаивать себя и нервно крутить на углу стола миниатюрную деревянную юлу. Когда юла свалилась на бок, он взял со стола книгу Дюма «Двадцать лет спустя», повертел ее в руках, бросил на стол, но промахнулся – книга шлепнулась на пол. Ева вздрогнула.
– Почему ты раньше мне ничего не говорила? – наконец решился он спросить.
– Мне было стыдно! Я же предала его! Нашу комнату ему дали, а я, пользуясь тем, что Георгия посадили, выписала его, выгнала, прогнала твоего настоящего отца, да еще зимой, морозы стояли!.. А хуже всего то, что я любила его, любила по-настоящему, а потом так позорно струсила!..
Слезинки поползли у нее по щекам. Костя нахмурился. Ева вздохнула, достала платок.
Костя, не зная, что и сказать, растерянно пробормотал:
– Да уж!
– Я слабая, Костик! В юности меня хватило лишь на то, чтоб, полюбив Георгия, бросить родительский дом и уйти с ним. Но я безумно любила его! А на остальное, видно, уже просто сил недостало! Мне стыдно, Костик, очень стыдно!
Она вытащила платочек, отделанный кружевной каймой, смахнула слезы, шумно выдохнула. Механически открыла альбом Босха и наткнулась на картину ада. Вгляделась в нее, ужаснулась и тут же захлопнула книгу.
Костя успел заметить иллюстрацию.
– Какого черта тогда я этого фикуса папой величал! Порой даже чувство вины испытывал, подумывал, не сходить ли к нему в гости, помириться! А оно вон как!..
Он удрученно покачал головой.
– Не надо так, Костя! Николай Иваныч тоже хороший человек, он так много сделал для нас, – сквозь слезы проговорила Ева, потом закрыла лицо руками и разрыдалась уже в полный голос.
Ширшов, выскочив из трамвая, подождал, пока тот проедет, за это время основная масса людей уже успела перейти дорогу. Он быстро перебежал через пути, прощупывая цепким взглядом всех вышедших из трамвая, и не увидел Антона. Неужели упустил?.. Вот черт, хоть и малахольный с виду, а прыткий какой!.. Но тут он заметил, как в отдалении мелькнула знакомая клетчатая куртка. Длинноногий парень с портфелем сворачивал за угол дома, и Ширшов, не раздумывая, тут же кинулся за ним. А когда почти нагнал парня, двинулся следом, держась на безопасном расстоянии, чтоб этот антисоветчик не заметил слежки. Но, похоже, тот был в таких делах не искушен, даже ни разу не обернулся. Вот он свернул в переулок и продолжал быстро шагать вперед. Ширшов не отставал. Они шли на расстоянии метров десяти друг от друга. Парень свернул во двор. Тот был пуст, лишь толстый пацан-коротышка лет десяти висел на турнике. Увидев Антона, отпустил перекладину, плюхнулся на землю. Хотел было поздороваться с соседом, но Антон, не замечая его, зашел в подъезд. Ширшов последовал за ним.
