Боков послушал немного, затем встал и включил кофейник.
– Я бы так не смог, – искренне признался он.
– Нашел чем хвастаться! Да, кто-то, наверное, скажет: это аморально! Но ведь мы имеем дело с людьми аморальными. Врага надо бить его же оружием, верно?
– Ну, эдак можно и не заметить, как и сам станешь аморальным: ведь все дозволено! Сначала для достижения святой цели, а потом пошло-поехало, – рассудительно заметил Боков.
Помолчал, потом удрученно покачал головой.
– Я уже слышал эти рассуждения! В теории всегда все гладко и хорошо! А они вот каждый день воруют, спекулируют, и ничем их не зацепишь! – сердито одернул его полковник. – Я и сам не люблю пользоваться приемами врага! Но они-то нашими пользуются?! Надевают маски борцов за коммунизм, вступают в партийные ряды, пролезают на высокие служебные посты! Кто-то же должен чистить авгиевы конюшни! Не помню уж, кто сказал, что классовая борьба при социализме будет только нарастать! А кто такие воры и мошенники, как не класс?!
– О нарастании классовой борьбы при социализме – это любимый тезис Сталина. Этим он и чистки свои оправдывал! – ответил Боков и передал другу чашку с кофе.
Повисла неловкая пауза. Скачко отпил глоток, задумался, потом спросил:
– Не любишь Сталина?
– Он не барышня, чтоб его любить, – хмуро обронил Боков. Скачко собирался что-то сказать, но затем раздумал, взял наушники и стал слушать дальше, с каким рвением выполняет боевое задание Капустин на конспиративной квартире. На данный момент это было куда интересней, чем рассуждать о роли Сталина в истории и конфликтовать с Боковым. При мысли, что ему приятны эротические стоны, доносившиеся сквозь скрип и треск, Скачко даже покраснел, но никто этого не заметил.
16
Беркутов вошел во двор с букетом желтых роз и с пакетом в руках, быстро нашел по записке подъезд, взглянул на четвертый этаж, но поднялся не сразу. Присел на скамейку, но через мгновение встал и двинулся к подъезду. Беркутов понимал, что если сейчас не пойдет, то он навсегда оставит эту затею невыполненной. «Сейчас или никогда», – с этими словами он нажал на кнопку звонка.
Ева провела его в гостиную. Комната обставлена неплохо. Круглый стол с белой скатертью сервирован на троих. Ева поставила цветы в вазу, а бутылку «Хванчкары» – на стол.
– Спасибо за цветы, за вино! «Хванчкара», кажется, любимое вино Сталина?
Беркутов кивнул.
– Костя должен вот-вот подъехать! Он рассказал о вашей встрече, я рада, что вы наконец повидались и поняли друг друга!
Она умолкла, смутившись, потом осторожно взглянула на него и тихо спросила:
– Ты на меня не очень сердишься?
– Нет.
Ева так и вспыхнула.
– Прости, что спрашиваю! После вашей встречи с Костей я зашла в Елоховскую церковь, поставила свечки, поблагодарила Господа за то, что он снова свел нас вместе! Я бы никогда не отважилась сама… как-то связаться с тобой! Даже думала: вот, буду умирать, попрошу сына разыскать тебя и попрошу прощения! И мне пригрезилось, что ты приходишь и прощаешь меня! Ведь в последней просьбе умирающему не отказывают, верно?
В глазах у нее стояли слезы. Беркутов натянуто улыбнулся.
– Я не виню тебя. Сталинские годы были страшными для всех нас. Они уродовали людей!
Ева кивнула:
– Знаю, что ты женат, у тебя взрослая дочь, это мне Лева, наш директор, рассказал! Я бы хотела, чтоб твоя дочь знала, что у нее есть брат!
Беркутов снова еле заметно улыбнулся, кивнул. Послышался щелчок ключа в замке, и через секунду в гостиную вбежал радостный и возбужденный Костя. Он поздоровался с Беркутовым за руку.
– Прошу прощения, материал уже шел в номер, ЦК сделал поправки, пришлось всем стоять на ушах! Я вас не очень утомил?
Беркутов развел руками.
– Да нет…Мы разговаривали.
Ева тут же направилась на кухню. У двери обернулась, сказала:
– Ставлю разогревать солянку. А ты, сынок, неси закуски!
– Только руки помою! А ты, пап, садись во главе стола! – Эти слова вырвались у Кости неожиданно, они оба застыли и смущенно и молча смотрели друг на друга секунду-другую, не зная, как быть дальше.
«Принимать этот искренний посыл сына или?.. Или что?» – спросил себя Беркутов. Но тут же услышал свой внутренний голос, который не просто отругал его, почти что даже обматерил: «Ты чего, старый хрен, застыл как вкопанный! Не видишь, что ли, – перед тобой кровинка твоя?» Беркутов пришел в себя, потом внимательно посмотрел на Костю и только тут впервые увидел, что перед ним стоит просто его копия. Тот Жорик, каким он был в конце войны, только одет совсем по-другому, ухожен, и зовут его не Жорой, а Костей. Беркутов улыбнулся и кивнул. Костя, словно специально ждал этого молчаливого признания, ответил широкой улыбкой и вышел из комнаты.
Беркутов уже хотел присесть за стол, но тут увидел в нише застекленный книжный шкаф, а в нем – альбом в темно-красном переплете. Обычно в таких альбомах хранились семейные фотографии. Он подошел, взял его, открыл наугад и сразу же наткнулся на фотографию: Ева сидит с Костей на коленях, мальчику уже года три, а за спиной у них высится в позе мужа, хозяина и благодетеля семьи Старшинов. Здесь он выглядел значительно моложе, но не узнать его было нельзя. Беркутов не мог оторвать глаз от этой фотографии.
– Николай!.. – прошептали его губы… – Вот это да…
В это время из глубины квартиры раздался голос Евы.
– Костя, куда ты пропал?! Помоги же мне!
– Сейчас, мам! Уже иду! – послышался в ответ голос сына.
Беркутов торопливо поставил альбом на место и отошел от шкафа. Вспомнились слова Евы: «С Николаем мы давно разошлись! Года через два. Сразу как-то почувствовали, что разные люди. Да я и не держала его. Но он помогал нам. И комнату ту оставил, а потом и двухкомнатной для нас добился, в сталинке, и деньгами всегда помогал!»
Да, Ева никогда ничего от него не скрывала, всегда говорила прямо, про этого… своего второго… Называла его по имени, Николай да Николай, а вот фамилию никогда не произносила. Да и можно ли ее теперь в чем-то винить? Что сделано, то сделано! Так подумал Беркутов и поспешил сесть за стол, но приподнятое настроение вдруг улетучилось.
На конспиративной квартире, где Капустин выполнял свое боевое задание по охмурению Зары, все шло как по маслу. После очередного слияния двух тел в экстазе, а Капустин недаром начитался Камасутры и прочих занимательных книжек по плотским утехам, Зара была на седьмом небе от счастья и блаженства, кои столь неожиданно посетили ее. В ее постели побывали разные мужчины, было их несметное множество, многих теперь и не упомнишь, о некоторых она докладывала куда надо, иногда приходилось даже сочинять письменные отчеты, причем не только ей, но и многим девушкам, которые подчинялись Заре по территориальному признаку. Но такого жеребца ей прежде никогда не удавалось оседлать. А как глупо все началось! Ведь она после того мерзкого разговора с Ариминым в ресторане хотела обрести полную свободу, хоть и понимала в глубине души, что это невозможно. Наверное, именно поэтому, как глупая неопытная девчонка, согласилась поехать на «хату» к незнакомому мужчине, и теперь нисколько не жалела, что нарушила правила игры. Раньше она всегда сама приглашала «дорогого гостя» к себе, и не последней, если не главной, ее задачей было «облегчить» его кошелек. Теперь же Зара была счастлива, она полностью забыла про все свои проблемы, про Аримина. «Да пошли вы все к чертям собачьим, я красивая, я настоящая женщина, я тоже могу быть желанной и свободной», – говорила она себе, сладострастно и томно потягиваясь в постели, чувствуя, как словно поет каждая клеточка тела после прикосновений этого нежного и сильного мужчины. На кухне в морозилке как нельзя кстати обнаружились пельмени. Они показались сказочно вкусными проголодавшейся после любовных игрищ парочке.
