– Ты все понял?
Официант послушно кивнул.
– А потому на меня не косись и делай вид, что я вообще не существую! Меня здесь нет. И обо мне никому ни слова! Все ясно?!
Официант снова кивнул. Ширшов одобрительно похлопал его по плечу со словами:
– Свободен!
Официант так обрадовался, что резко вскочил. Единственным его желанием было убраться из кафе прочь, и как можно скорее, но он взял себя в руки и отошел к стойке бара.
17
Зоя, не торопясь, укладывала вещи в небольшой дорожный чемоданчик, когда хлопнула входная дверь. Зоя посмотрела на часы. Стрелки показывали половину одиннадцатого. Она приоткрыла дверь в прихожую. Антон, снимая туфли, сиял от счастья. Увидев сына в таком приподнятом настроении, Зоя обрадовалась и тихонько притворила дверь. Вскоре Антон сам заглянул к матери, и она не удержалась, спросила:
– Ты где был?
– Отмечали день рождения одного товарища! Засиделись немного, извини! Я тебе звонил на работу, но ты уже ушла.
Он прошел к себе в комнату, стал переодеваться. Зоя тут же двинулась за ним.
– Есть хочешь?
– Нет. Я же на дне рождения был! Девчонки разных там салатиков понастрогали, мы набросились на них. Потом еще мороженое, торт, конфеты, – соврал Антон и почувствовал, что краснеет. Впрочем, смутился он ненадолго – тут же вспомнились слова матери о том, что «иногда маленькая ложь может спасти мир от большой войны», и успокоился. Зоя подошла поближе, незаметно принюхалась.
– А чем салатики запивали?
– Вином, конечно. Ты же знаешь, я водку не пью!
– Нынче, помимо водки, в некоторых домах имеются и другие крепкие напитки, к примеру… – Зоя хотела было перечислить несколько названий импортных дефицитных виски и джинов, но Антон тут же перебил ее:
– Мам, я, честное слово, не пил и не пью. И никогда не буду пить это дерьмо. Хотя бы потому, что просто невкусно и дуреешь. Только вино. Правда.
Зоя успокоилась.
– Я завтра вечером уезжаю в Кострому. В командировку. На несколько дней, четыре ночи меня не будет. Справишься? – она внимательно заглянула ему в глаза.
– Мам, я уже не маленький! Да и ты не в первый раз уезжаешь.
– Но что-то у меня на душе неспокойно!
Взгляд у Зои был такой грустный, что Антон не выдержал, подошел к матери, обнял ее. У Зои слезы блеснули в глазах. Антон заметил это, заволновался:
– Мам, что случилось?
– Да ничего! Все хорошо. Сама не пойму, что это со мной… Хоть не езди!
Зоя вздохнула, вытерла слезы, улыбнулась. Лицо Антона продолжало светиться счастьем.
– Поезжай, поезжай, – зашептал он. – Все будет нормально, обещаю! Я остаюсь за главного. А кто в доме главный? – спросил он, подняв палец вверх, и тут же ответил другим голосом, почти басом: – Мужчина! – Зоя усмехнулась, и он снова крепко обнял ее.
Беркутов едва успел войти в квартиру, как дочь вся в слезах бросилась ему на шею.
– Папа, что случилось?! – ошарашила его вопросом Верочка.
– А что случилось? И у кого? – попытался отшутиться Беркутов, но тут Вера протянула ему записку.
– Вот!
Беркутов взял листок бумаги и стал читать. Он ясно слышал голос Лиды, ее интонацию, даже вздохи в некоторых местах. Это было не письмо, электрошок какой-то. Текст короткий и обжигающий!
«Я больше так жить не могу! Я видела тебя у Зои, вы там веселились! Слышала, как она отправила тебя в ванную, где зеленое полотенце! Как это ужасно, быть в роли обманутой женщины! Я пока поживу у мамы, мне надо прийти в себя, да и она просила меня приехать. Не обижай Верочку! Лида».
Беркутов перечитал это странное послание в надежде, что, может, со второго раза что-то поймет. Нет, опять тупик, опять какой-то ребус, требующий немедленной разгадки. А тут еще дочь с вопросом:
– Ты был у тети Зои?
– Да не был я ни у какой тети Зои! Наша мать, видно, совсем с ума сошла! – От волнения Беркутов даже не заметил, что повысил голос на ни в чем не повинную дочку. Затем продолжил вслух искать объяснения тому, что же произошло с его женой. – У женщин в ее возрасте такое порой случается. И называется это одним словом – климакс!
На последнем слове послышался скрип ключа, входная дверь отворилась, в квартиру ворвалась Лида. Увидела записку в руках мужа, молниеносным движением вырвала ее и прямо на глазах дочери и мужа разорвала на мелкие клочки. Затем, словно никого нет рядом, зашла в туалет, выбросила их в унитаз и спустила воду. Вернувшись в коридор, где муж и дочь продолжали стоять в онемении, она спросила, глядя в упор:
– Прочитал?
– Как раз собирался! А что было в записке? – осторожно, чтобы не выдать себя, спросил Беркутов.
– Да полная ерунда! Не было никакой записки! И вообще, я страшно есть хочу! Вер, ну чего стоишь?! Беги, накрывай на стол. Вино в холодильнике.
Вера бросила на мать недоуменный взгляд, пожала плечами, вздохнула и покорно поплелась на кухню. Лида прижалась к мужу.
– Извини, я сама не знаю, что со мной происходит! Но это пройдет, я тебе обещаю!
Она виновато взглянула на мужа, и Беркутов, улыбнувшись, крепко обнял ее. Действительно, может, и не было никакой записки, а даже если и была, лучше сделать вид, что он ее не читал, а потому знать не знает, что могла написать там Лида. Беркутов почти всегда умел находить правильный выход из сложного положения. Нашел его и сегодня.
Красавин стоял на углу двух улиц, когда на своей «Волге» подъехал Скачко, притормозил. Красавин, увидев за рулем полковника, тут же сел рядом, захлопнул дверцу. «Волга» поехала дальше. Некоторое время Скачко хмуро и сосредоточенно молчал, затем без всяких предисловий перешел к делу:
– Слушай и запоминай! Как бы между прочим скажешь кому надо, там, в горкоме: в Конторе знают о валютных накоплениях Аримина, грядут обыски! Подашь информацию, только без нажима. Понял?
Красавин хоть и кивнул в ответ, но попытался обезопасить себя на случай неудачи.
– Связной уехал в командировку. Эти партработники только и знают, что по командировкам мотаться. Везде привечают, везде…
– Ладно! – оборвал его Скачко. – А кто еще держит с тобой связь? Не может быть, чтобы только один человек там был в курсе?.. Партаппарат, он на то и аппарат. Там всегда людей много. Аппарат на одном человеке не может работать, это вам не разведка. А коллектив номенклатуры, ясно? – добавил Скачко и подумал, что, возможно, зря поставил такой диагноз людям из горкома партии. Но надо было искать выход, а точней – узнать имена людей, с которыми еще мог быть связан Красавин, если таковые имеются. – Так, давай выкладывай, кто еще знает?
– Я же сказал… Только он один.
