Она взглянула на отца.
– У меня и вправду есть брат? – удивленно спросила она.
– Да!
– От Зои?! – вырвалось у Лиды.
Беркутов не выдержал, в ярости подскочил.
– При чем здесь Зоя, черт возьми?! – помрачнев, рявкнул он. – Или ты решила меня вконец доконать своей дикой ревностью?!
Лида онемела, впервые увидев мужа в столь разгневанном состоянии. У Веры от испуга задрожали губы, и она, не выдержав, расплакалась. Беркутов сел на место.
– Извините, милые дамы!
Он механически потянулся за бутылкой водки, но ее на столе не оказалось. Беркутов бросил взгляд на холодильник. Но Лида тотчас подскочила, кинулась к холодильнику, закрыла его своим телом.
– Не дам!
– Папа, ты что, стал выпивать? – огорчилась дочь. – Тебе же нельзя!
Беркутов улыбнулся.
– Ну что ты, Верунчик?! Я просто минералки хотел достать, а мама боится, что я горло простужу.
Лида по-прежнему защищала холодильник.
– Мам, дай папе минералки!
Лида точно очнулась, достала из холодильника бутылку минеральной воды «Ессентуки 17», поставила на стол. Беркутов налил себе полстакана и залпом выпил. Шумно выдохнул.
– Это сын Евы? – вдруг догадалась Лида.
Беркутов кивнул.
– Кто такая Ева? – спросила Вера.
– У папы до меня была еще одна жена, – устало разъяснила Лида. – Ее звали Ева. Тебя тогда и в проекте еще не было! Мы не говорили тебе, потому что папа никогда с ней до сих пор не встречался, а тут вот… – Она не договорила. – И вообще, Верочка, папе нравятся все женщины подряд, и, что еще хуже, он тоже нравится женщинам! Вот как с этим недугом бороться, я, увы, не знаю.
– А я тоже нравлюсь мужчинам, – вдруг весело объявила родителям Вера. – Только они мне почему-то совсем не нравятся! Кроме папы, конечно! – грустно добавила она.
Ширшов стоял в кабине и с помощью бинокля продолжал наблюдение за квартирой Антона. Теперь и он, следом за Машей, увидел книгу и смог прочитать ее название.
– Александр Солженицын «Архипелаг ГУЛАГ», – прочитал Ширшов.
Капитан удивленно хмыкнул.
– Ничему сопляка жизнь не учит! Что за молодежь пошла?! – вздохнул он.
Снизу свистнули. Ширшов выглянул: внизу, у машины, стоял старший лейтенант Капустин. Ширшов махнул рукой шоферу, и высотная люлька с капитаном стала медленно опускаться. Ширшов вылез из люльки, спрыгнул на землю, подошел к Капустину, они обменялись рукопожатиями. Ширшов передал Капустину очки, бинокль, достал сигареты, предложил Капустину, оба закурили.
– Шеф просил тебя заехать в управление, они там дежурят с полковником.
– Они до сих пор на работе?! – удивился Ширшов.
– Если б с твоей женой всякие шнурки кувыркались, ты бы где был? – усмехнулся Капустин.
– В тюряге, потому что сразу бы, как узнал, убил обоих! – резанул Ширшов.
Капустин, не ожидавший столь откровенного ответа, хмыкнул и боязливо взглянул на капитана.
– Ты всегда был таким кровожадным?
– Ты сначала жену заведи, а потом посмотрим, кто кровожадный, а кто нет! – отрезал Ширшов.
Капустин, вздохнув, взглянул на светящееся окно спальни. Ширшов помрачнел.
– Да, полковнику не позавидуешь! – отозвался Капустин и поежился от холодного ветерка.
– Ну все, я поехал! – бросил Ширшов.
Они хлопнули по рукам, и Капустин побежал к кабинке. Ширшов двинулся к своим «Жигулям», а Капустин на высотной люльке стал снова подниматься на уровень второго этажа. Люлька остановилась, и старлей принялся наблюдать в бинокль за влюбленными, поеживаясь от холодного ночного ветерка. Антон с Машей по-прежнему лежали обнаженными на кровати. Антон читал ей «Архипелаг ГУЛАГ».
– Не догадались «жучок» поставить! Можно было бы и текст заодно послушать! – вздохнув, пробормотал он.
Голова Маши лежала на животе Антона. Она со слезами на глазах слушала суровую прозу Солженицына. На мокром месте были глаза и у Антона. Капустин, взглянув на них, недоуменно хмыкнул.
– Вот извращенцы! Читают запретку и плачут? – обалдев, проговорил Капустин.
Они сидели втроем в кабинете полковника: Скачко, Боков и Ширшов. Перед каждым стояло по чашке кофе. На тарелке лежали сухарики и печенье. Но пил кофе, поглощая один сухарик за другим, только Ширшов. Часы показывали половину двенадцатого. Скачко и Боков ни к кофе, ни к сухарикам не прикоснулись. Скачко поднялся.
– Ну, все, я поехал домой! – хмуро проговорил он, взглянул на Бокова, невесело качнул головой. – Как видишь, Ген Григорьевич, и педагоги той же миррой мазаны.
Боков нахмурился, не ответил.
– Вводная такова: жена уйдет, берите мальчишку. Статью знаете: распространение антисоветской литературы. И особо не напрягайте, нам нужна его маман, Зоя Сергеевна. Маша, полагаю, уйдет рано утром, так что Капустина пока снимите с подъемника, а то к утру околеет бедняга, ветер такой холодный!
Он взглянул на изголодавшегося Ширшова, который не прекращал пожирать сухари.
– К семи утра можете смело подъезжать и брать мальчишку. Ордер оформим позже. Да, и книгу Солженицына изъять не забудьте! И проследите, чтоб не покончил с собой, а то борцы за вселенскую справедливость очень любят романтические поступки. Второе самоубийство нам с рук не сойдет! – И он посмотрел на Бокова.
Тот понимающе кивнул.
Полковник умолк. Ширшов слушал полковника, а перед его глазами вдруг возникла сцена, когда Антон передавал капитану откупные за роман «Август 14-го и руки его дрожали.
– У матросов есть вопросы? – спросил Скачко.
Все молчали. Полковник посмотрел на Бокова, и тот, словно проснувшись, молча кивнул.
– Если вопросов нет, я буду утром.
И он вышел из кабинета.
Солнце уже поднялось, крася двор Антона в бледно-оранжевые цвета. Маша вышла из подъезда, хлопнула дверь. Двор был пуст. Черная «Волга» стояла в стороне. Маша испуганно взглянула на нее, но это была чужая, не их «Волга». Маша успокоилась, обернулась. Антон, обнаженный по пояс, стоял в кухонном окне и радостно махал ей рукой. Она помахала в ответ. Вышла со двора. Антон исчез из створа окна. В салоне «Волги», как по команде, появились головы Бокова и Капустина. Боков обернулся, удостоверился, что Маша ушла, посмотрел на часы, встряхнул головой. Он первым вылез из машины, за ним Капустин.
– Давай, старлей, дуй за понятыми! А я займусь юнцом. Запомни: второй этаж, квартира номер четыре, – нервно проговорил он. – И чтоб я тебя не ждал!
Капустин кивнул.
– Надо было оставить Ширшова, он тут, во дворе, узнал всех и вся! – проворчал он.
