– Но кофе горячий, осторожно!
Полковник взглянул на часы, взял пирожок, с жадностью стал есть, даже промычал что-то от удовольствия. Пододвинул чашку с кофе, бросил две ложки сахару, взглянул на Бокова.
– Ты извини, но генерал сразу же отмел твою кандидатуру, и в Кострому приказал ехать мне. Не знаю, что на него нашло, – он поморщился. – Но, может быть, это и к лучшему. Мне в моих обстоятельствах неплохо на пару деньков от своих катаклизмов отдалиться и забыть о них. А там видно будет.
– Да, ты прав! Я уже хотел настаивать на Капустине, сам я хоть и с шармом, как говорила моя жена, но для таких сложных трюков уже непригоден. Зря похвастался!
Скачко посмотрел на часы.
– Я убываю в Кострому через пару часов. Тебе задание: узнай, в какой гостинице остановилась Зоя Платонова, и забронируй мне номер на том же этаже, поближе к ней. Я с дороги тебе позвоню. Местных не будоражь, поездка как бы частная, никому ни слова! Култаков знает, сам послал! Все!
Он проглотил в два приема пирожок, стал надкусывать второй, запивая небольшими глотками уже остывшего кофе. Бросил пристальный взгляд на Бокова, который то и дело хмурился.
– Что у тебя приключилось, давай колись! – не выдержал полковник. – По глазам вижу!
Боков вздохнул, вытащил из папки, лежавшей на столе, рапорт Ширшова, молча протянул полковнику. Скачко пробежал его глазами, громко хмыкнул.
– Этого нам только не хватало! – воскликнул он. – Да еще снова в героях!
Он поморщился.
– Ну, и где этот хренов взяточник?! – посуровев, задергал желваками полковник.
– Под домашним арестом у себя на участке! Я определил. Он-то надеялся, что проскочит. Вот что противно! – возмутился майор. – А я его еще двигал, вразумлял, надеялся, что хороший оперативник из него получится. Обидно!
Скачко кивнул.
Люся бойко печатала на машинке, а Костя все еще крутился у ее стола. Он оглянулся по сторонам, озорно взглянул на нее и вдруг лихо крутанулся на носке, вскинув руками, как балерина в фуэте. Люся увидела и пришла в восторг.
– Да вы еще и балерун!
– Слушай! А может, в ресторации посидим? Знаю одно чудное местечко! Накормят, развлекут, потанцуют! Вечерок проведем не хуже, чем в Малом! – предложил Костя, и у Люси тотчас загорелись глаза. Она даже перестала печатать.
– Ох и умеете вы уговаривать, Константин Георгич! – кокетливо бросила она ему.
Костя тут же загорелся, приблизился к ней.
– Так идем?! – зашептал он Люсе на ухо. – Я сегодня на все готов! На все!
Люся колебалась.
– Позвоните в конце дня, Константин Георгич. Если срочной работой не загрузят, бывает и такое, то что ж… – шепнула она и кокетливо ему улыбнулась.
– Так я смею надеяться?!
Костя с отчаянной мольбой взглянул на нее и начал строить для нее дикие гримасы.
– Смейте, смейте!
Люся озорно подмигнула ему, и он, окрыленный, умчался.
Скачко, сидя в своем кабинете, допил кофе, съел пирожки, достал сигареты, закурил. Взглянул на Бокова, который с сумрачным видом сидел напротив.
– Пока Красавин выцарапывает из бухгалтерии мои командировочные и талоны на бензин, давай выкладывай свой приговор по Ширшову. Что с ним решил?!
– Отдать под трибунал, что еще! – не задумываясь, сообщил Боков. – Он совершил тяжкое преступление. И не одно!
Скачко молчал, раздумывая над словами майора. Что-то в нем сопротивлялось столь грозному наказанию. Даже Боков почувствовал, что перегнул палку.
– У меня просто в голове это не укладывается. Может, я и не прав, но никаких смягчающих обстоятельств я в этом поступке не вижу. А его детский лепет относительно юношеской мечты иметь личный автомобиль я принять не могу! – добавил Боков.
– Накажут-то ведь нас с тобой, товарищ мой! Недоглядели, недовоспитали, прошляпили! Сколько ему светит?
Боков пожал плечами.
– Думаю, лет шесть, может быть, чуть меньше, учитывая крепкий послужной список и род занятий.
Скачко поковырял в зубе, поцыкал.
– И что, спасти никак нельзя, несчастного под нож отправим?! – хрустя сухарем и усмехаясь, вопросил он.
В Бокове все еще не утихала ярость.
– Ты сам, Паша, однажды точно сформулировал: сорную траву с поля вон! – без сомнений объявил он.
– А я думал, что ты ему симпатизируешь, опекаешь?
– Да, симпатизировал, опекал, помогал! Потому и клокочу ненавистью, и готов удушить этого своего любимчика!
– А жена Ширшова вроде бы в положении? – полковник взглянул на майора. – Или у меня в мозгах все перепуталось?
Боков кивнул головой, нахмурился.
– Первенца ждут.
Полковник глотнул кофе.
– Ладно, не будем пороть горячку! Пусть посидит под домашним арестом. Наказать надо, тут сомнений нет, но и разобраться как следует не помешает. Как считаешь? Наш трибунал, как мне помнится, работает только в одну сторону.
Боков согласно кивнул.
– А если уж кулаком по столу тебе хочется стукнуть, то давай вычистим этого негодяя из органов по статье, без выходного пособия, и пусть с тещей морковкой на базаре торгует! – заключил он.
Боков молчал с сумрачным видом.
– Ладно, я вернусь, все и решим!
Боков снова кивнул. Скачко съел еще один пирожок, погладил себя по животу.
– Ну вот, объелся, дуралей! Как теперь поеду?!
– Ты с Машей-то хоть говорил? – осмелился спросить Боков и с сочувствием взглянул на полковника.
Тот поморщился, махнул рукой. Скорчил странную гримасу и не сразу заговорил.
– Пустить пулю в висок должность не позволяет, виновным себя не считаю, однако и ее обвинять не могу! – вздохнув, отрапортовал Скачко. – Бросил ее одну, променял на службу, супружескими обязанностями должным образом не занимался. Я бы на ее месте давно от такого супруга сбежал. Вот мое резюме. Не забудь, о чем я просил. Пока!
Он посмотрел на часы, поднялся, они пожали друг другу руки, и полковник вышел из кабинета.
Люся с распухшей от деловых бумаг папкой вошла в кабинет Беркутова, положила папку на стол. Беркутов раскрыл ее, стал просматривать деловые бумаги, адресованные ему, отписывая каждую – слева на уголке: кому для рассмотрения или исполнения направляется данная бумага и что надобно по сему поводу сделать. Беркутов ставил число – «8.08. 1982 года» – и замысловато расписывался. Люся стояла рядом.
– Надо бы Зое позвонить! Что-то неспокойно мне, – вдруг проговорил он, расписывая бумаги.
– Хотите, чтоб я набрала?
