– Добрый день, дорогие товарищи! Через пять минут я всех приму, только сделаю два важных звонка!
Он приветливо улыбнулся, но тут поднялся Боков, предъявил свое удостоверение. Беркутов взглянул на него, похолодел, все понял, кивком пригласил в свой кабинет. Боков, а за ним Ширшов и Капустин прошли вслед за Беркутовым. Дверь закрылась.
– Опять без очереди! Своих-то зачем подрезать?! – недовольно бросил один из просителей, требуя справедливости скорее от Люси, нежели от Беркутова.
Остальные кивками поддержали его.
Беркутов сразу подошел к столу, занял свое место. Боков занервничал, кивнул Ширшову, поспешил к Беркутову, протянул ему руку, казалось, желая поздороваться.
– Еще раз доброе утро!
Протянул свою руку и Беркутов:
– Доброе утро!
Боков сжал его руку, с силой отвел ее от стола. Подскочил Капустин и надел на запястья директора наручники.
– Вы арестованы, гражданин Беркутов! – суровым тоном объявил Боков. – Присядьте!
Боков указал на стул у окна, Капустин сам отвел туда Беркутова, чуть ли не насильно усадил на стул. Ширшов шагнул к письменному столу, открыл верхний ящик. Там лежала пачка денег. Ширшов выложил ее на стол, взглянул на Бокова. Тот подошел, взял деньги. Достал из кармана диктофон, включил его, подошел к Беркутову.
– Что за деньги лежали в верхнем ящике вашего стола?
– Я могу позвонить Галине Брежневой или генералу Чурбанову? – бросил Беркутов.
– Перебьетесь! – отрезал Боков. – Я вас спросил: что это за деньги лежали в верхнем ящике вашего письменного стола?
– Это личные мои деньги. Собирался купить жене сапоги.
Боков усмехнулся, покачал головой.
– Обыщи все ящики! – приказал он Ширшову.
Антон бодрым шагом шел по скверу, погруженный в свои мысли. Он дошел до скамейки, у которой влюбленные постоянно встречались, и наткнулся на Машу. Она поджидала его. Увидела, поднялась, радостно заулыбалась, глядя на него. Антон остановился, но старался на Машу не смотреть, поглядывая по сторонам.
– Здравствуй! – тихо проговорила она, не сводя с Антона нежных и влюбленных глаз.
– Привет.
– Ты извини, это я виновата в том, что случилось, – покраснев, пробормотала она.
– Ты ни в чем не виновата! Я уже взрослый мальчик и за все привык отвечать сам!
Она, улыбнувшись, кивнула, глядя на него не отрываясь, но Антон с хмурым видом молчал.
– Они били тебя?
– Нет, поили вкусным чаем с земляничным печеньем! – разозлившись, процедил он.
Маша вздрогнула, улыбнувшись, качнула головой.
– Сильно били?
Антон усмехнулся:
– Ну что ты несешь?! Проконсультируйся у своего мужа о том, как сейчас обращаются с арестованными.
Маша помрачнела.
– Ты стал так груб со мной! Да, я виновата перед тобой, но я вдруг обнаружила, что сама еще девчонка. – Маша жалобно посмотрела на него. – Я люблю тебя!
– Давай расставим все точки над «i». Мне зона светит. Скорее всего, получу лет шесть. Так что тебе лучше держаться от меня подальше! Ты хоть это понимаешь?! Иначе и тебя вытурят из университета с «волчьим билетом»! – сердито бросил ей Антон. – Включи наконец вторую сигнальную систему, черт тебя подери!
– На какую зону? – растерянно пробормотала она.
– Скорее всего, на мордовскую! Всех диссидентов пока что отправляют туда. Даниэль, Марченко, Синявский – все там побывали. А потому ни к чему, чтобы нас видели вместе. У тебя ученики, кафедра, защита диссертации, карьера, а у меня теперь другая дорога. Отсижу шесть лет, а перед отъездом из Союза, может, увидимся, если захочешь! – он грустно улыбнулся. – Чава-какава!
Антон помахал ей рукой и двинулся по скверу. Маша помедлила и бросилась догонять его. Догнала, пошла рядом.
– Мы с мужем решили разойтись, – еле слышно проговорила она. – Я осталась одна…
– Помиритесь! – он усмехнулся. – Ты ведь у нас красотка! Умненькая, а он при этом режиме для тебя надежная крепость. И вроде бы не ревнивый, если я не ошибаюсь.
Маша тотчас обиделась, остановилась. Но Антон упрямо шел вперед, и она снова догнала его.
– Как ты со мной разговариваешь?! Я не давала тебе повода так по-хамски говорить со мной!
Антон улыбнулся:
– Не обижайся, Машук! Я не со зла. Просто запомни все, что я тебе сказал. Не будь глупой овцой и подумай о будущем! Не приставай больше ко мне! Привет мужу!
И Антон, ускорив шаг, двинулся дальше. Маша с болью посмотрела ему вслед.
Зоя Сергеевна, стоя у кухонного окна, не спеша потягивала кофе, сигарета дымилась в пепельнице. Она наблюдала, как мальчишка-сосед, напрягаясь изо всех сил, подтягивался на турнике. Два раза он подтянулся, а вот в третий подтянуться не удавалось. Часы показывали без двадцати пяти одиннадцать, когда тишину квартиры разорвал длинный телефонный звонок. Зоя вздрогнула и не сразу взяла трубку. Она догадалась: звонят из гастронома.
– Зоенька, это ты? Лида беспокоит. Жору арестовали!
Больше Лида ничего сказать не успела. Нахлынули слезы, все перемешав. Из трубки послышались громкие всхлипы, гортанные звуки, от которых у самой Зои перехватило дыхание и так сжало сердце, что потемнело в глазах, хоть она и знала обо всем заранее. Слезы сами собой покатились по ее щекам. Зоя прикусила губу.
– Я знаю, у тебя отгул на сегодня… – и снова провал в их разговоре, и длинное шумное дыхание Лиды. – Приезжай, пожалуйста! У меня все валится из рук!
Лида снова зарыдала во весь голос. Разговор оборвался. Зоя положила трубку. У нее словно ледяной ком застыл в сердце. Она накапала себе валокордину, выпила, присела на стул. Снова зазвонил телефон. Зоя помедлила и взяла трубку. Звонил Максимыч.
– Зоя Сергеевна, я сейчас примчусь за тобой. Как во двор въеду, ты и выходи!
И он положил трубку. Зоя вытащила платок, вытерла слезы, придав лицу мужественный вид.
Беркутова привели в камеру для допросов в наручниках, усадили на стул. Директор был уже без галстука, без пиджака, в одной рубашке, без ремня в брюках, а из лакированных итальянских туфель успели вытащить шнурки. Скачко поджидал его в камере. Беркутов поначалу его даже не заметил, оглушенный всем происходящим. А увидев незнакомца, пришел в недоумение, не понимая, кто это сидит в сторонке в обычной ветровке и с тихой улыбочкой на лице.
Беркутов вдруг вспомнил, как в этих же наручниках его выводили из гастронома. Но не через служебный вход, а через шумный торговый зал и центральный вход. Зал был заполнен покупателями, стояла обычная суета, людской гомон, стрекотали кассы, продавцы взвешивали товар, изредка покрикивая грузчикам: «Вань, докторская кончается! Ну, где ты опять шляешься?!», «Николаша, творожных сырков коробочку – и живо!», когда в наручниках появился Беркутов. Его провели через густую толпу. Ширшов и Капустин держали директора под руки. Позади с хмурым лицом шел Боков. И весь гастроном, узрев это страшное шествие, сразу притих, оцепенел, образовав узкий коридор для их прохода. Повисла мертвая тишина. Беркутова провели через весь зал, вывели через центральный вход, посадили в черную «Волгу». Но, когда они вышли, никто из покупателей и продавцов не тронулся с места. Страх плотным колпаком повис над всеми, словно сковав каждого такими же наручниками.
