— Это что еще за хренотень? — на всякий случай насторожилась я.
— Это гормоны, которые человеческие особи вырабатывают, когда желают привлечь внимание противоположного пола.
Сама того не замечая, я начала потихоньку заводиться с пол-оборота:
— И как, интересно, ты определила, что я вырабатываю эти твои растреклятые гормоны, счетчик у тебя, что ли, для этого специальный имеется?
— Счетчик для этого не нужен, — заверила меня Нинон и примирительно прибавила:
— Ну хорошо, не вырабатываешь ты феромоны, не вырабатываешь. Только чего ты тогда так кипятишься?
— Я? Кипячусь? — воскликнула я и ужаснулась фальши собственного голоса. — И ничего я не кипячусь!
— Ну хорошо, ты не кипятишься, — с подозрительной легкостью согласилась Нинон, и эта ее сговорчивость понравилась мне еще меньше, чем прежнее упрямство.
В отличие от Нинон я так разволновалась, что уже не могла остановиться.
— И что ты ко мне прицепилась с этим следователем? — двинулась я в контрнаступление. — Что ты мне с ним проходу не даешь? Хочешь, в следующий раз, когда он явится, паранджу надену? Или скафандр, чтобы феромоны не просачивались?
— Ну вот, уже ничего сказать нельзя, — обиделась Нинон, — ты что, шуток не понимаешь?
Я поняла, что здорово перегнула палку, и, мысленно чертыхаясь, пошла на попятный:
— Ну ладно, извини. Ну его к черту, этого следователя, не стоит он того, чтобы мы из-за него спорили.
А сама подумала, что с удовольствием придушила бы этого негодяя, из-за которого я вынуждена ссориться с подругой юности, переживающей не самый лучший период жизни. Ему что, все как с гуся вода, он строит свою карьеру и наверняка мечтает о лишней звездочке на погонах, а я по этой причине, видите ли, должна жертвовать крепкой женской дружбой. Вот гад-то, вот гад, и откуда он только на мою голову свалился?!
В результате Нинон дулась на меня до обеда, а я ходила за ней, поджав хвост, как побитая собака, и виновато заглядывала в глаза, вымаливая прощение. И когда Нинон зачем-то сунулась в подвал, я полезла за ней. А там нас встретил рой мошкары.
— Что за черт? — почесала затылок Нинон.
Я раньше ее сообразила, в чем дело, заметив, что мошки концентрируются преимущественно вокруг эмалированного ведра. Смородина! Все, амба, смородина начала портиться.
— Ну и что теперь делать? — спросили мы с Нинон в унисон, одновременно присев на корточки и заглядывая в злополучное ведро.
— Варенье из этого явно не получится. — В носу у меня засвербило, и я потерла переносицу, чтобы не расчихаться.
— А что получится? — Нинон тоже красноречиво пошевелила ноздрями.
— Если только вино, — предположила я.
— А как его делать?
Я провела короткую ревизию собственных знаний в области виноделия и неуверенно выдала:
— Кажется, туда нужно засыпать сахару и поставить в тепло, чтобы оно еще сильнее забродило.
— Точно? — недоверчиво переспросила Нинон.
— По-моему… А потом отжать ягоды и добавить спирту. Получится смородиновая настойка.
— А что, вполне возможно, — согласилась Нинон. — Чего мы теряем? Она так и так пропадет. — И слетала наверх за сахаром.
Засыпав в ведро килограмма четыре сахарного песку — исключительно на глазок, — мы снова призадумались.
— Что-то мне подсказывает, что ягоды нужно помять, — высказала я очередную рацею.
— Чем? Скалкой? — Нинон постепенно увлеклась процессом.
— Скалка подойдет, — ответила я тоном заправского винодела.
Нинон опять сбегала на кухню и, вернувшись, торжественно вручила мне деревянную скалку.
Я встала возле ведра на колени, засучила рукава блузки и приступила к ответственному делу уминания смородины. Трудилась я на совесть, даже вспотела немного, а еще у нас приключился небольшой казус. То ли я плохо рассчитала свою силушку молодецкую, то ли Нинон, увлеченная производством горячительного напитка, слишком низко наклонилась над ведром, но в какой-то момент густая пыхтящая масса особенно звонко чмокнула под моей скалкой, и прямо в лицо Нинон полетела лиловая примочка из забродившей смородины, залепив ей очки и глаза и перепачкав волосы.
— Ну вот, я так и знала! — мрачно сказала Нинон, похоже, не до конца оправившаяся после нашей недавней перепалки из-за мужчины моих несбывшихся снов. Неужели она подумала, что я сделала это специально?
Пришлось мне выводить Нинон наверх, заботливо обняв за талию и приговаривая:
— Осторожно, осторожно, держись за меня…
Благополучно поднявшись в кухню, мы неожиданно наткнулись на овдовевшего банкира, который посмотрел на нас почти с испугом. Правда, Нинон этого не увидела, поскольку была ослеплена смородиновой кашей.
— Что случилось? — ошалело спросил банкир.
— Да ничего особенного, просто мы вино делали, — объяснила я, подвела Нинон к раковине и, наклонив, сунула ее голову под кран.
— Горячо! — недовольно взвизгнула Нинон и осведомилась:
— С кем ты там разговариваешь?
Остроглазов смущенно откашлялся:
— Это я, Виталий… Звал вас, звал, никто не отвечает. Думал, вдруг что случилось, вот и вошел… Собственно говоря, я хотел сказать, что подобрал для Жени вариант. В смысле работы.
Нинон положила на край кухонного стола мокрые очки, на которых еще оставалось несколько смородиновых капель, шумно умылась и утерлась полотенцем. Обернулась, моргая беспомощными близорукими глазами:
— И какой вариант?
— Совместная фирма, — доложил банкир, — они с осени расширяются, и им требуются работники. Только на собеседование желательно попасть прямо сегодня, в крайнем случае завтра. — Он посмотрел на наручные часы. — Я сейчас как раз еду в Москву, так что могу завезти, если хотите. Ну что, едете?
Я оглянулась на мокрую Нинон, волосы которой слиплись от давленой смородины, и пробормотала:
— Да нет, сегодня не получится, лучше уж я завтра…
— Ну как знаете, — индифферентно отозвался Остроглазов, — тогда я оставлю вам адрес и телефон. — И он достал из внутреннего кармана стильного пиджака записную книжку.
Тут в разговор вмешалась Нинон:
— А почему бы тебе сегодня не поехать? Из-за меня, что ли? Поезжай, ничего со мной за полдня не сделается. Поезжай, поезжай…
— Ну так что! — снова уставился на меня овдовевший банкир.
Я посмотрела на свои вымазанные смородиной руки, мысленно ужаснулась, прикинув, что вымыть их как следует за один раз не удастся — под ногтями наверняка останется синий ореол.
— Но… но мне же нужно хотя бы переодеться, — только и смогла я выдавить из себя.
