Я склонила голову набок:
— Да нет, я бы сказала, что не совсем обыкновенный. В смысле не такой, какие валяются повсюду. Он был такой черный, вроде куска угля.
— Интересно, — пробормотал мой «особо важный» любовник и погрузился в раздумья.
А я снова поежилась. Все-таки утро было достаточно прохладное. А тут еще тучки набежали и — мало этого — заморосил меленький и противный дождичек. Собственно, даже не дождичек, а такая мерзостная мгла, от которой мои волосы и одежда стали влажными. Я даже подняла воротник жакета и принялась мечтать о горячей ванне и теплой постели. А тут еще мой тренированный слух уловил знакомый звук — металлический скрежет калитки дачных владений Нинон. Оказалось, что Нинон обеспокоилась моим долгим отсутствием до такой степени, что удосужилась подняться с кровати и преодолеть расстояние от спальни до забора. Теперь она застыла у калитки в позе молчаливого ожидания, и свежий ветерок теребил ее растрепанные волосы, схваченные впопыхах резинкой на затылке.
— Ну я пойду? — спросила я Андрея.
— А? — Он не сразу выбрался из своих раздумий. — Иди, иди. Постой… — Он сунул руку в карман. — Возможно, я на пару дней исчезну с горизонта… по обстоятельствам, м-м-м… Короче, если ты вспомнишь еще что-нибудь, ну, как сегодня ты вспомнила про этот камень, звони этому товарищу. — Он сунул мне в руки какую-то бумажку. — Это мой помощник, он в курсе всего.
Не заглядывая в бумажку, я зажала ее в ладони и вернулась к растревоженной Нинон, которая после теплой постели стучала зубами от холода.
* * *
— Выясняли отношения? — поинтересовалась Нинон, снимая с плиты раскаленный чайник, от которого исходили приятные теплые волны.
Я махнула рукой:
— Какие еще отношения? У нас их больше нет. Все наши отношения можно зафиксировать в милицейском протоколе: вопрос — ответ, вопрос — ответ…
— Да? — не поверила Нинон. — А чего же он тогда выманил тебя на улицу, в эту холодрыгу, не мог здесь, что ли, свои вопросы задавать?
— Откуда ж я знаю? — У меня не было намерения скрывать что-либо от Нинон. Лишь бы только она не завелась с утра пораньше. — Все спрашивал меня про Остроглазова. Какое, мол, у меня впечатление о нем, верю ли я в искренность его горя и так далее…
— Чудеса! — Нинон снова с грохотом опустила чайник на плиту и подбоченилась. — Он уже пол-Дроздовки, арестовал, а вопросы задает про Остроглазова. Ты случайно не пудришь мне мозги? Учти, я все-таки твоя подруга, а потому ваши с сыщиком шуры-муры…
Я взяла в окоченевшие руки чашку горячего чая (это мне московское лето: вчера жарища, сегодня зуб на зуб не попадает), вдохнула бодрящий аромат и попыталась разумными доводами обуздать нездоровое любопытство Нинон:
— Неужели ты думаешь, что я могу что-то иметь с ним после того, как он так поступил со мной?
— Да, в общем-то все так, — не стала спорить Нинон, — он поступил с тобой по-свински, вернее, по-мужски, что, в принципе, одно и то же. У них ведь все просто, они себя не загружают сантиментами, а рассуждают приблизительно так: мне нравится эта женщина, и я ее получу. А что будет потом? Да как-нибудь утрясется. В конце концов, всегда можно сказать: «А ты, родная, о чем думала, где были твоя женская интуиция и женская гордость?»
— Вот именно! — усмехнулась я, прихлебывая чай. — Они правы. Это ведь война до последнего патрона. Тут, как у великих держав, повсюду национальные интересы и, кто больше их захапает, тот и прав. Интересы моего бывшего состояли в том, чтобы иметь заботливую жену, детей-карапузов и миленькую любовницу, не задающую лишних вопросов. Мои интересы состояли лишь в том, чтобы его любить, а этого так мало для победы. Неудивительно, что я проиграла.
Нинон покачала головой:
— Ох, не нравится мне твоя пораженческая философия. Так можно оправдать что угодно.
— Да никого я не оправдываю, просто пытаюсь смотреть на вещи трезво… — У меня не было ни малейшего настроения спорить с Нинон. — Конечно, можно призывать на его голову все кары небесные, но ведь и я не шестнадцатилетняя девочка, а потому очень странно, что я не догадалась обо всем раньше. Может, просто не хотела догадываться?
— Ну ты просто ангел, — всплеснула руками Нинон, — прямо непротивление злу насилием какое-то, с тебя икону писать нужно. Лично я на твоем месте просто голову бы ему откусила!
Я начала терять свое «ангельское» терпение:
— А чего ж ты Генке голову не откусила?
И тут прямо на моих глазах произошла метаморфоза: боевой дух угас, глаза померкли, да и вся она сникла. Зря я затронула эту тему, слишком болезненную даже для людей с нордическим характером Нинон.
Я бросилась утешать ее, опасаясь горестных слез, но Нинон справилась с собой и тусклым голосом призналась:
— Если бы ты только знала, сколько глупостей я наделала, пытаясь спасти наш брак, как унижалась, какие сцены закатывала… Не лучше, чем эта тупая корова Остроглазова. Даже жалела, что теперь нет ни месткомов, ни парткомов, которые могли бы на него надавить. Теперь ведь свобода и демократия, все проблемы решаются элементарно. Как говорится, развод и девичья фамилия…
Я обняла Нинон, провела ладонью по ее растрепанным волосам, заглянула в близорукие глаза:
— Плюнь ты на него и разотри. Бери пример с меня, ну не вышло в этот раз, выйдет в другой. Ты молодая, красивая, сексапильная, у тебя еще мужиков будет, как звезд на небе. Свет ведь клином не сошелся на твоем Генке, хоть он, конечно, и красивый мужик. Все можно пережить…
— А я ведь знаю, что Генка тебе нравился… — шмыгнула носом растроганная Нинон.
— Откуда?.. — Я даже растерялась.
Чего я меньше всего ожидала от Нинон, так это подобной проницательности. Значит, еще в те времена, когда она была «особнячком в переулочке» и смотрела на мир бесстрастными окошками ясных глаз, за внешней невозмутимостью скрывалась душа, способная чувствовать и сопереживать? Не поздновато ли я делаю это открытие? Я чуть не разрыдалась от нежности.
А Нинон вдруг вся подобралась-сосредоточилась, взглянула на часы и объявила:
— Еще успеваем на электричку в десять пятьдесят. Давай быстрей собираться, а то потом будет перерыв три часа.
— Мы едем в Москву? — не поверила я своим ушам.
— Да, мы едем в Москву, — спокойно подтвердила Нинон, — нужно сматываться, пока у меня тут совсем крыша не поехала. Погода опять же испортилась… — Она задумчиво посмотрела в окно.
— А как же… А если там Генка со своей, гм-гм, новой?..
— Будем надеяться, что он еще в Швеции. В конце концов, перекантуюсь пока у знакомых, а как погода улучшится, вернусь. Кроме того, мне даже полезно будет увидеться с Поваровым, должны же мы когда-то утрясти все вопросы, а то получается, что я, как страус, прячу голову в песок. Ты права, пора взглянуть на эту ситуацию трезво и спокойно. Я ведь… В общем, открою тебе небольшую тайну: я тут скрывалась, в прямом смысле скрывалась от жизни, как бы рассчитывала переждать в стороне, но так не бывает…
