- Какие, например? - допытывался въедливый Толик.
- Да вот у подружки проблемы. - Инга кивнула на меня. - Хочу ее к вам на время пристроить.
- Эту, что ли? - Толик посмотрел на меня так, будто только что увидел. Еще один притвора! - А что это с ней?
- Муж отмутузил, - услужливо подсказала Соня.
- Бывает. - Толик расплылся в скабрезной ухмылке. - А за что?
Я уже открыла рот, чтобы облаять их всех в их собственном же доме, но прыткая Инга меня опередила:
- Да ни за что. По пьянке. Я тут договорилась с Соней, пусть она у вас пару дней побудет, пока все утрясется... Я ее скоро заберу.
- Ну пусть побудет, - разрешил Толик без восторга. - Ну а твой муженек как? - Это он уже Инге.
- Да все так же, я его почти и не вижу. Машину ему недавно разбили.
- Это "Линкольн", что ли? - Толик даже побагровел.
- Ну да, - подтвердила Инга.
- Сильно?
- Правое крыло всмятку, - доложила Инга.
- Это же такая куча бабок! - присвистнул Толик и начал нервно покачивать ногой.
- А мы вот все ремонтируемся, ремонтируемся... - выдал Толик после минутной паузы, потребовавшейся ему для переваривания Ингиной истории с "Линкольном", - тоже кучу бабок вгрохали, а конца все не видать. - В его голосе звучал плохо скрываемый упрек в Ингин адрес: мол, вы иномарки бьете, а тут на канализацию не наскребешь. С чего бы это, а?
Инге нравоучительный Толиков тон, похоже, совсем не понравился, и она засобиралась домой:
- Ну ладно, мне пора. Рада, что вас повидала...
- Уже? Так скоро? - Толик тоже вскочил с дивана. - И не посидели совсем...
- Вот на днях заеду, тогда и посидим, - пообещала Инга и кивнула в мою сторону:
- А в залог я вам свою подружку оставляю, Танюшку. - Она как-то вымученно мне подмигнула. - Надеюсь, лишний рот вас не слишком обременит?
- Ничего, рассчитаемся, - хохотнул Толик. Ингу заметно покоробило. Господи, да она же их терпеть не может, это мне стало так ясно, хоть иголки собирай. Какого же черта она меня сюда притащила, спрашивается.
Само собой, я изложила ей свои соображения, когда мы трогательно прощались у калитки.
- А куда еще? - огрызнулась она. - Ты же в Котов не желаешь!
- Чего ты завелась? - Я тоже полезла в бутылку.
- А чего ты цепляешься все время! Нормальные у нас отношения, нормальные, понятно? И тебя здесь никто не съест с гречневой кашей! выпалила Инга и понеслась к своему стоящему у обочины "мерсу". Никогда не видела ее такой злой!
- Эй! - крикнула я ей вслед. - Мне нужна другая одежда.
- Ничего, зашьешь, кто тебя тут увидит, - кинула она через плечо. Приеду забирать, что-нибудь привезу.
Глава 16
Против моих ожиданий после Ингиного отъезда никто из долгоносиков не стал меня особенно притеснять. Впрочем, сходить с ума от неумеренного гостеприимства они тоже не собирались. Соня поинтересовалась, не голодна ли я, и, получив отрицательный ответ (не исключено, что с легким сердцем), показала мне мою комнату. Комната оказалась в мезонине-новострое, по поводу чего Соня буркнула мимоходом:
- Зимой здесь, конечно, никто не живет, а летом иногда, в жару, Толик ночует. А кроме мезонина, мы вам ничего предложить не можем, сами видите, сколько у нас народу, да еще вечный ремонт...
- Меня вполне устраивает, - поспешила я ее заверить, хотя она в этом, кажется, не нуждалась, - всю жизнь мечтала пожить в мезонине. - В данном случае, чтоб вы знали, я душой не кривила. И правда, когда еще представится такая возможность?
- Когда солнце в эту сторону, нужно занавески задергивать, посоветовала Соня, - а то духота будет.
Я кивнула и попросила у нее нитки с иголкой, чтобы хоть немного привести в порядок свой гардероб. Вскоре прибежала старшая девочка кажется, Катя - и принесла мне катушку. Минут сорок я потратила на штопку, а потом отодвинула занавески и, приникнув к окну, оглядела окрестности.
Мне открылся кусок улицы, застроенный по преимуществу старыми деревянными домиками, некоторые из коих тоже ремонтировались-благоустраивались на современный манер. Еще в поле моего зрения попала синяя жестяная палатка, судя по торчащим за пыльным стеклом пластиковым бутылкам, торгующая съестным. Я решила в ближайшее время ее обследовать и, если ассортимент окажется мало-мальски приемлемым, покупать там еду для себя. Дабы не обременять Ингину сестрицу. Посижу пару деньков на пирожках, ничего со мной не случится.
Вот именно, ничего! Что за это время переменится? Разве я смогу переступить порог своей квартиры без страха? Сомневаюсь, очень сильно сомневаюсь. Хорошо, а недели мне для этого хватит? И недели не хватит, и месяца, и года! Но не могу же я, в самом деле, просидеть в Сонином мезонине целый год, тем более что хозяева мне этого уж точно не позволят? У таких не очень-то загостишься. Но что мне делать, скажите на милость? Распутать историю с голым трупом, скажет какой-нибудь умник. Спасибо, дораспутывалась уже, сижу теперь в глубокой... Сижу теперь в этом мезонине. Под непомерным грузом одолевших меня скорбей я ничком рухнула на узкую кровать, застеленную жестким, как мешковина, покрывалом, и мгновенно уснула.
Когда я проснулась, было почти темно. Я села на кровати и распахнула окно. Внизу, на веранде, горел свет и раздавались детские голоса. Потом я услышала, как Соня кому-то сказала:
- Пойди позови ее.
- Да она, наверное, спит, - лениво отозвался Толик.
- Все равно позови, а то наплетет своей подружке, что мы ее тут голодом морили, - стояла на своем Соня.
- А чего бы она ни наплела, без разницы. - Толик упорно не желал лицезреть меня за семейным столом.
- Я сказала: иди!
Похоже, в этом доме царил матриархат. Приказной Сонин тон возымел-таки должное действие, потому что Толик больше не возражал, и очень скоро я услышала приближающиеся шаги.
Поначалу я хотела притвориться спящей, но потом передумала. Умирать и от страха, и от голода одновременно - это уж слишком даже для меня. Уж позвольте выбрать что-нибудь одно. Потому-то я и приняла любезное Толиково предложение разделить с ними скромную семейную трапезу, прекрасно отдавая себе отчет, насколько оно искреннее.
Семейство, включая десятимесячного Кирюшу, расположилось на веранде. На ужин, как ни странно, был говяжий, сильно отдающий половой тряпкой бульон с яйцом. Дети ели молча, чувствовалось, что блюдо им не очень нравится, но никто не отодвигал тарелку и не канючил: "Больше не буду", а Соня не уговаривала: "Ну еще две ложечки, ну одну..." Все чинно-степенно работали ложками, глядя в тарелки. Только грудному Кирюшке в порядке исключения разрешено было восседать на специальном детском стульчике. Заботливый папа Толик, расположившись рядом, потчевал дитятю специальными детскими консервами из баночки. Кирюша, подобно старшим сестрам и брату, исправно открывал рот и столь же исправно проглатывал пищу, уставившись на расписную глиняную супницу на столе. Идиллия, да и только.
