- Хуже, - выдавил из себя мрачный Венька, - нас прослушивают!
- Нас.., что? - переспросила я.
- Прослушивают. Сегодня утром мы случайно обнаружили подслушивающие устройства, и еще неизвестно, как давно они стоят...
- Да иди ты... - не поверила я. Это мой обычный стиль: к разного рода "шпионским страстям" я всегда отношусь скептически. - Кому это нужно?
- Кому-кому? Конкурентам, - шипящим шепотом сообщил Венька. - Жесткая предвыборная борьба!
Я не успела ничего сказать, потому что мы добрались до места, где происходили самые драматические события с присутствием камуфлированных товарищей, о которых я уже успела упомянуть выше.
Венька заволок меня в пашковскую приемную. Там сгруппировались почти все "штабисты", насупившись и сосредоточенно рассматривая чудом сохранившийся наборный паркет бывшего Дворянского собрания. Меня они поприветствовали сдержанно и сухо, не поднимая глаз, словно за стенкой стоял гроб с покойником.
Двойные двери в кабинет Пашкова были прикрыты неплотно, и оттуда доносился чей-то суровый бас, время от времени прерываемый возмущенными повизгиваниями аналитика. Ни Пашкова, ни "кардинальши" слышно не было, хотя они наверняка там находились. Венька тоже двинулся на "место происшествия", я же села на стул у стены и, закинув ногу на ногу, приготовилась ждать, чем закончится вся эта лабуда.
Очень скоро из-за двери донеслось Венькино жужжание, которое даже неизвестный мне мужественный бас не в силах был перекрыть. Спустя какое-то время я стала разбирать некоторые слова и даже обрывки фраз:
- Политическая провокация... Грязная игра... Криминальные методы...
Это все были Венькины формулировки. Бас говорил менее разборчиво, он просто бухал, словно сваи забивал.
Наконец двери распахнулись, и в приемную вывалились несколько человек в камуфляже, милицейский начальник средней руки, которого я немного знала в лицо, а за ними Венька и аналитик. Венька продолжал сыпать своими политическими словечками, а милицейский начальник только повторял:
- Разберемся, товарищи, разберемся!
- Этого дела так оставлять нельзя! - внес свою лепту в общее дело аналитик.
И услышал в ответ все то же многообещающее: "Разберемся!"
Я ожидала, что после этого начнется какое-нибудь чрезвычайное заседание "штаба", и предполагала воспользоваться суматохой и подсунуть в бумаги Пашкова фотографию Наташи, которую захватила с собой из дома, однако ничего такого не произошло. Венька, который проводил милиционеров до выхода, вернулся необычайно энергичным. Снова схватил меня за рукав и поволок за собой, правда, на этот раз в ту самую небольшую комнату в конце коридора, где мы накануне дружно составляли "План взаимодействия с прессой".
Пока я снимала пальто, Венька носился из угла в угол, не переставая что-то невнятно бормотать себе под нос. Наконец он остановился, посмотрел на меня каким-то одержимым взглядом, потер руки и объявил:
- Будем писать заявление для прессы по факту обнаружения в предвыборном штабе кандидата в губернаторы Игоря Пашкова подслушивающих устройств.
И снова уселся за компьютер.
А я подумала вслух:
- Интересно, как эти конкуренты могли поставить подслушивающие устройства, если у Пашкова даже служба безопасности собственная имеется?
- Не задавай глупых вопросов, - оборвал меня Венька. - Лучше подключайся к работе.
Я "подключилась", и мы быстро, в четыре руки, "сваяли" полное патетики заявление, в котором сообщалось о злосчастных подслушивающих устройствах и "грязных методах конкурентной борьбы", заканчивалось же оно страстным призывом сплотить ряды и в едином порыве отстоять идеалы демократии. Это было первое в моей жизни политическое заявление, и, скажу я вам, особенного профессионализма с моей стороны оно не потребовало - стандартный набор фраз, и только. Кроме того, буду откровенной до конца, меня обуревало серьезное подозрение, что эти подслушивающие устройства "штабисты" сами и налепили. Не то чтобы я была такой уж искушенной в особенностях национальной политической кухни, просто я по природе человек очень недоверчивый. Что ж, тем нелепее было мое живое участие в этом театре абсурда, пусть и в качестве статистки. Меня даже несколько раз подмывало честно и откровенно высказать Веньке все, что я думала, одно меня удерживало: я так и не узнала, почему Наташка вырезала из газеты заметку с фотографией тогда еще совсем молодого комсомольского вожака Пашкова.
Потом Веньке позвонил Пашков, и толстяк немедленно умчался, задрав хвост, напоследок велев мне разослать факсы со свежесостряпанным заявлением и обзвонить городские газеты и местных собкоров центральных СМИ. Первую часть его поручения я выполнила без особенного напряга, если не считать того, что к одному из собкоров факс упорно не проходил, по какой причине, выяснить не удалось, поскольку на мои звонки никто не отвечал.
Сначала я представлялась пресс-секретарем Пашкова, потом этот цирк мне изрядно наскучил, и я ограничилась тем, что сухо бормотала в трубку:
- Примите факс.
Минут через пятнадцать явился жутко озабоченный Венька. Я спросила его, как себя чувствует наш драгоценный кандидат, надеясь, что Венька объявит о намечающемся общем сборе и тогда наконец я смогу осуществить намеченное подложить фотографию.
- У него сейчас важное совещание с представителями частного бизнеса, ответил Венька.
- Интересно, а почему я на нем не присутствую в качестве пресс-секретаря? - разочарованно произнесла я. - Разве мы не будем делать по этому поводу заявление для прессы?
- Пока не будем, - загадочно ответил Венька, - это сугубо деловая встреча.
Понятно, решила я, серьезный московский капитал - это, конечно, хорошо, но местный тоже не помешает. Другое странно: ясно же, что моя громкая должность пресс-секретаря - чисто номинальная, по-настоящему включать меня "в процесс" никто не собирался. Пока, во всяком случае. Что за этим стоит? Испытательный срок, недоверие? Может, я не очень понравилась мадам Пашковой? Тогда не проще ли было бы вообще не прибегать к моим услугам, а уж тем более не добиваться их с той настойчивостью, какую продемонстрировал Венька? Впрочем, может, это и к лучшему: требовалось от меня немного, зато я имела возможность под вполне благовидным предлогом наблюдать за Пашковым.
Венька на месте не сидел - курсировал между нашей комнатой и кабинетом Пашкова, который несколько раз призывал его к себе по телефону, - так что остаток "трудового" дня я провела за изучением предвыборных листовок Пашкова и созерцанием зимнего пейзажа за окном. Кроме того, между делом мы с Венькой успели-таки откорректировать "План взаимодействия с прессой", а также подправить на мой вкус контракт, который я обязана была подписать, раз уж согласилась войти в "команду". Венька немного посопротивлялся, прежде чем согласился внести изменения, на которых я настаивала, в конце концов заявив, что это не окончательный вариант. Я догадалась, в чем причина его покладистости: похоже, его мысли были где-то далеко. Так или иначе, а "покупали" они меня только потому, что с недавних пор я имела славу опальной журналистки, а посему с моей стороны было бы грешно не поторговаться как следует.
