- Как будете добираться? Я пожала плечами:
- Как-нибудь доберусь.
В принципе у пашковской "команды" был достаточно обширный автомобильный парк, но сейчас мне совсем не хотелось с кем-нибудь договариваться, кого-нибудь просить...
Чибисов посмотрел на часы и поморщился:
- Без десяти двенадцать... Ладно, я вас подброшу, к тому же ваша Мичуринская недалеко...
Я собралась было удивиться, откуда он знает мой адрес, да вовремя вспомнила, что сама же ему его и дала. Провалы в памяти начинаются, что ли? Впрочем, немудрено при таких-то событиях! С другой стороны, такой галантности от своего бывшего "героя" я совсем не ожидала и, честно говоря, не знала, как к ней отнестись. Пока я придумывала, что бы ему ответить, Чибисов подтолкнул меня к вишневой "девятке", приткнувшейся в двух шагах от входа в Дворянское собрание, и безапелляционно заявил:
- Садитесь быстрей, мне уговаривать некогда.
* * *
Звонят. Нет, не по телефону, в дверь. Я стащила с головы подушку и уставилась в темноту. Какого черта, кто там еще? Сейчас ночь, и я имею полное законное право на сон, праведный или нет - никого не касается. Особенно после того, что произошло на моих глазах несколько часов назад.
Однако звонок повторился. Протянув руку, я сняла со спинки стула халат, потом с трудом придала своему туловищу вертикальное положение и сунула ноги в тапки. На все эти манипуляции у меня ушло от силы две минуты, тем не менее тот, кто стоял за дверью, нажал на звонок в третий раз.
- Иду, иду... - пробурчала я и, шаркая тапками, побрела к двери.
Сразу открывать я, разумеется, не стала, предварительно поинтересовавшись, кто это самым хамским манером ломится ко мне среди ночи. Честно говоря, кое-какие предположения на сей счет у меня были - я думала, что ко мне пришли из милиции. Может, даже лейтенант Чибисов, успевший по мне соскучиться с тех пор, как оставил меня у подъезда моего дома.
- Открой, это я, - неожиданно ответил мне из-за двери голос Ледовского. Господи, он-то здесь почему?
- Ты.., ты... - Я не договорила, потому что дыхание у меня перехватило.
- Капитолина, открой, - снова попросил Ледовский.
Я еще немного постояла, прижавшись лбом к двери, и - отжала собачку замка.
Вместе с Дедовским в прихожую ворвался неповторимый запах его одеколона, морозного воздуха и еще чего-то спиртного, скорее всего коньяка, хороших сигарет и превосходного кожаного пальто. Я все еще подпирала плечом дверной косяк, а потому Дедовскому пришлось меня немного отодвинуть, и от прикосновения его рук у меня совсем крыша поехала.
- Я уже все знаю, - выдохнул он и споткнулся в темноте о мои брошенные посреди прихожей ботинки. Осторожно отпихнул их ногой в сторону и объяснил мне наконец, что именно он знает:
- Я знаю, что в Пашкова стреляли. Ты-то как?
- Я-то жива. - Я все еще не могла отклеиться от стенки. Состояние у меня было какое-то полуобморочное: то ли из-за безумной усталости, то ли от запретной близости Дедовского, размеренное дыхание которого смешивалось с моим, прерывистым и частым. - А Веньке пуля влетела прямо в висок.
- Да, я слышал про Литвинца, - пробормотал Дедовский и чертыхнулся. - Я и не думал, что это так серьезно. Не понимаю, кому и зачем понадобилось убивать Пашкова. Если покушение связано с его претензиями на пост губернатора, то это чистой воды идиотизм, зачем такие крайности, существуют способы не менее эффективные... - Он не стал дальше распространяться о способах устранения политических противников, по своей эффективности не уступающих убийству, и снова сконцентрировался на мне. - Я представляю, что ты пережила... Присутствовать при таком... Еще и киллер.., мазила, с таким же успехом он мог попасть не в Литвинца, а еще в кого-нибудь...
- В меня, например? - подсказала я. Разговаривать-то я могла, чего не скажешь о способности передвигаться. Мне казалось, будто я ее утратила раз и навсегда.
- Типун тебе, - буркнул Дедовский. - Знаешь, как мне про это сообщили? Пересказываю дословно: "В Пашкова стреляли, но промазали. Пуля попала в кого-то из его "команды" и убила наповал". А, как тебе? Пока я выяснил подробности, думал... - Он опять не договорил.
Интересно, где его настигла эта ужасная весть, в каком-нибудь увеселительном заведении типа сауны, где он скрашивал досуг хорошенькими девочками, или, может, в кругу любящей семьи?
- Ну, ты чего молчишь? - Ледовский неожиданно перешел на шепот.
- А что я должна говорить? - Это была довольно нелепая ситуация: через четыре года после того, как я твердо решила выбросить Ледовского из головы, мы стояли с ним в темной прихожей на расстоянии вытянутой руки и обсуждали особенности политической борьбы за кресло губернатора и мазилу-киллера, влепившего пулю в висок Веньки Литвинца, который зачем-то возник в моей жизни несколько дней назад. В то время как наши внутренние голоса говорили совсем о другом. По крайней мере, мой малодушно признавался: "Как же я тебя люблю", вместо того чтобы орать: "Изыди!" Что до Ледовского, то его монолог мог бы звучать следующим образом:
- Не пойму, к чему такие сложности? Ведь все ясно: мне хорошо с тобой, а тебе со мной. Зачем огород городить и терять время?
Может, я даже была с ним в этом солидарна, если бы... Если бы я могла его любить только здесь и сейчас, а не всегда и повсюду. Если бы я могла забывать о нем всякий раз, как мы расставались, беззаботно улыбаясь на прощание: "Пока, увидимся. Или созвонимся..." Как умел это он, а вот я не умела. Я варилась в крутом кипятке любви день и ночь, и мне нужно было знать, что с ним творится по крайней мере то же самое. Вот такое "Око за око и зуб за зуб". А до тех пор, пока у меня не было этой уверенности... И что я плету, в самом деле, какая, к черту, уверенность? Ведь о любви невозможно говорить в сослагательном наклонении. Она либо есть, либо нет.
- Ну чего, так и будем стоять в прихожей? - прервал затянувшуюся паузу Ледовский.
У меня не было сил спорить, поэтому я тихо возразила:
- Вообще-то, если я не ошибаюсь, сейчас глубокая ночь, а потому я совершенно не готова к приему гостей.
- Понятно, - неопределенно молвил Ледовский, - ну тогда я пошел?
Я попробовала было отклеиться от стены, чтобы уступить ему дорогу, но ноги мне по-прежнему отказывались подчиняться. Впрочем, и сам Ледовский не сдвинулся с места, только повторил:
- Ну так я пойду?
- Ну так иди. - Можно подумать, я его удерживала.
Несмотря на мое сердечное напутствие, Ледовский продолжал переминаться с ноги на ногу:
- Я ведь, собственно, только хотел узнать, все ли у тебя в порядке...
- Узнал? Вот и иди, - прошелестела я одними губами.
- Извини, если разбудил, - буркнул Ледовский и двинулся к двери, а следовательно, и ко мне.