– Вот! Жёлтая китайская ваза с лазурной росписью! Поставь её на каминную полку с парой бронзовых канделябров, и ничего больше не надо.
Подняв глаза на вазу, я тотчас поняла, что Доркас права. Мою подругу вновь посетил столь редкий для неё проблеск подлинного вкуса.
Хлопоты были очень приятными, и дом, до этого полностью оголённый, начал возрождаться к жизни, словно дерево после долгой холодной зимы. Две почтенные дамы с биржи труда закончили свои труды, начистив укусом и газетами все окна так, что те заблестели подобно сотне сверкающих глаз. В тот день, когда они, получив деньги, удалились, я вспомнила о своём намерении поговорить с викарием.
Следовало бы гораздо раньше обратиться за помощью к мистеру Фоксворту, но во мне крепло убеждение, что непрекращающиеся поиски подсказок ни к чему не приведут. Время мчалось стремительно. Бен покорно отсиживал срок за пишущей машинкой, но я знала, что он сильно сомневается в своей способности завершить книгу. От Джилл по-прежнему не было ответа, да и Бен охладел к идее гипноза. Нет у него писательского дара, мрачно твердил он. Дух бодр, проза же немощна (Парафраз Евангелия – «дух бодр; плоть же немощна (Матф., 26: 41), как добродушно указал Джонас, заметив, что Томас Гарди, Диккенс или любой другой великий писатель справились бы с переписыванием этой чёртовой книги за чашкой чая. Пусть враг торжествует, буркнул в ответ Бен. Забудем о наследстве и пошлём куда подальше клады, третьеразрядные романы и даже диеты!
Но о диете мне забывать вовсе не хотелось. Я даже полюбила этого тирана; голод был ко мне весьма милостив. Мне также не хотелось забывать и об Абигайль, хотя бы потому, что она могла бы стать, да что там могла, она стала моей подругой. Пусть нам не удастся выполнить всего остального, но я должна выяснить, почему и как она умерла.
Чтобы викарий не принял меня за очередную умалишённую, жаждущую проследить свою родословную до Вильгельма Завоевателя, я тщательно поработала над своим туалетом. Придать себе наружность холодной недотроги было непросто – нахлынула первая волна летнего зноя. Волосы липли к потной шее, поэтому я собрала их в узел и заколола на макушке. Затем влезла в один из нарядов, купленных к прошлому лету, а именно в балахон кофейного цвета. И тут почувствовала неладное. Вместо того чтобы радостно и игриво вздыматься со всех сторон, платье свисало безвольными складками. Плечи болтались где-то на уровне локтей, а вырез зиял зловещей дырой. Я нервно прижала руку к тому месту, где обычно находился живот, и бочком придвинулась к зеркалу. Вывернув шею, я пялилась на своё отражение, когда раздался стук в дверь. Это была Доркас, заглянувшая спросить, что сажать по краю огорода, чабрец или петрушку.
– И то и другое, – рассеянно ответила я, шевеля бровями и втягивая щёки.
– Невозможно. Это нарушит всю систему. Что-то не так? Ты выглядишь расстроенной, – Доркас села на кровать. – Элли, ты ничего не потеряла?
– Потеряла! У меня пропало полтора подбородка, да и щёки какие-то не такие. Перестали приветливо выпирать, как у объевшегося хомячка.
Доркас кивнула.
– Я уже давно заметила, но решила до поры до времени тебе не говорить. Боялась, что замечания на эту тему раздражают тебя. А что сообщают весы, или ты их не спрашивала? А-а! – она верно интерпретировала мою гримасу. – Боишься расстроиться! Но, знаешь, правда, пусть и горькая, всё же лучше неизвестности. Если же новость ненароком окажется из разряда приятных, то, поверь, она чудесным образом поднимет твоё настроение.
Одарив меня этой скаутской мудростью, Доркас ухватила мой отощавший локоток, затолкала меня в ванную и заставила взгромоздиться на весы.
– К чему ложная скромность, – объявила она, – между нами, девушками!
Стрелка качнулась вдоль изогнутой шкалы и замерла. Я с ужасом смотрела на неё. Больше двух стоунов! Куда же они подевались?!
– Поздравляю! – Доркас энергично встряхнула мою руку. – Теперь, если на Бена снизойдёт вдохновение, а нам с тобой подвернутся очередные подсказки дяди Мерлина, всё будет отлично.
По дороге к кухне мы ещё раз обсудили информацию, имевшуюся в нашем распоряжении. Я поделилась с Доркас мыслью, которая уже довольно давно зрела в дальнем уголке моего сознания. В завещании дядюшки Мерлина говорилось, что мы должны найти клад, имеющий отношение к дому. Он не сказал «в доме». А значит, клад не обязательно должен быть спрятан в самом здании, он вполне может покоиться и в саду, и в парке.
Через кухню мы вышли в небольшой огород – красу и гордость Доркас. Солнце ласкало наши обнажённые руки, а воздух был напоён ароматом свежевскопанной земли и лёгким запахом мяты, достаточно стойким, чтобы пережить годы забвения. Доркас любила бывать здесь, как, наверное, и Абигайль. Многие рецепты бывшей хозяйки Мерлин-корта включали ароматные травы, которые она самолично выращивала. Был ли огород тем островком, где она могла укрыться от утомительного общества брюзгливого мужа, местом, которое безраздельно принадлежало ей одной? Наклонившись, я загребла пригоршню земли и растёрла её пальцами. Если Абигайль хотела что-то спрятать, лучшего места не найти. Хотя, быть может, это очередное слишком смелое предположение? Во времена Абигайль огород обычно находился в полном распоряжении хозяйки дома, но с тех пор он пребывал в полном запустении. Ни один человек за долгие годы не сорвал даже побега мяты. Так бы и продолжалось, не заявись Доркас с вилами и граблями. Как уже не раз бывало, она поняла, о чём я думаю.
– Думаешь, а не то ли это место? Логично! Могли бы и раньше догадаться. Давай-ка отправляйся к священнику. Разведай, что он знает об Абигайль. А я поковыряюсь здесь, если ты, конечно, не считаешь, что это слишком нагло с моей стороны – вдруг тут спрятан твой клад, и всё такое. Я очень ценю, что ты не испытываешь на мой счёт сомнений, Элли, но не стоит быть такой уж доверчивой – о книге не всегда можно судить по обложке. Как-то я работала с одной дамой, она преподавала английскую литературу. Приятнее человека не встречала, но та оказалась нечиста на руку – растратила деньги, предназначенные на спортивные призы.
Заверив, что нисколечко не сомневаюсь в её порядочности, я оставила Доркас ковырять вилами землю, чем та и занялась с характерным для всякой женщины упорством. Я же отправилась к священнику.
Роуленда Фоксворта я застала в кабинете, он трудился над воскресной проповедью. Его экономка миссис Вуд, особа крошечного росточка, открывая дверь кабинета, проворчала:
– Если бы считалось, что людям дозволено приходить без предупреждения, то милостивый Господь не стал бы изобретать телефон.
Поставив меня на место, она проворно скрылась в недрах дома, я же принялась извиняться:
– Мне следовало бы позвонить, прежде чем заявляться с визитом, но у меня не было под рукой вашего номера…
– Прошу вас, – преподобный сжал мои руки и радушно улыбнулся. – Рад вас видеть.
Обстановка кабинета наглядно свидетельствовала об убеждённости миссис Вуд в полезности тяжкого труда, но раскрытая книга на кофейном столике и видавшая виды трубка, из которой на письменный стол сыпался пепел, говорили о мягкости мистера Фоксворта. Непринуждённым движением откинув волосы со лба, викарий пододвинул мне кожаное кресло и сел напротив.
