— Я не знаю, — честно призналась Рита. — И
что теперь делать — тоже не знаю. За нашим домом следят, вчера я видела двоих в
машине… Когда ты вернулся, они, наверное, уехали, ночью я никого не видела..,
зато примчался этот, который выдавал себя за Антона. Наверное, узнал, что меня
не убили, что киллер ошибся. И приехал исправить ошибку.
Вдруг подал голос молчавший до того Фюрер:
— Сеструха, с ними надо поменяться местами.
— Что? — удивленно переспросила Рита. — Как
это?
— Они за тобой охотятся, ты от них убегаешь. Надо
поменяться местами, перехватить у них инициативу.
— Как? — задала Рита риторический вопрос. — Я
же ничего про них не знаю…
— А что ты там у них скачала из компьютера?
— Да есть кое-какая информация, но все концы уходят во
Францию. Туда же они всех женщин с детьми отправляли…
— Значит, надо ехать во Францию. Сейчас это не так уж
сложно, железного занавеса больше нет.
— Есть у меня еще одна зацепка… — протянула Рита
задумчиво. — Евгений, Лялькин отец.., ведь без его разрешения Ляльку не
могли выпустить за границу, а он клянется, что такого разрешения не давал,
причем, кажется, не врет.
У меня сильнейшее подозрение, что тут подсуетилась его
мамаша… Жаба, каких мало. Так вот, не знает ли эта жабень чего-нибудь важного…
— Паяльником ее, — невозмутимо предложил Фюрер.
— Слушай, Эрик, не зря тебя Фюрером обозвали! —
возмутилась Рита. — Ты, что ли, будешь пожилую женщину паяльником пытать?
Хотя, конечно, нельзя не признать, что она этого заслуживает…
— Говорил я тебе… — вставил Сережка.
— Для святого дела могу и паяльником… но можно и
по-другому, на психологии сработать. Что для этой жабы дороже всего на свете?
— Ее драгоценный сыночек, — не задумываясь
ответила Рита.
— Ну так чего проще! Украдем ее сыночка, пригрозим, что
мы его.., паяльником, жаба все и выложит. А, сеструха? Я вам помогу!
Рита тряхнула головой:
— Ну ты и авантюрист, Фюрер! А с виду не подумаешь…
— Удачно маскируюсь.
— И что, думаешь, получится?
— Запросто. Я только позову еще пару друзей…
Через час притащились двое приятелей Фюрера, такие же
длинноволосые и немытые, приволокли авоську с пивом, расселись на полу и
принялись это пиво пить. Рита не поняла, зачем нужно такое подкрепление, но
спорить не стала: энергия и хватка Фюрера произвели на нее впечатление.
— Ну что, — Фюрер протянул ей мобильный
телефон, — звони маменькиному сыночку. Его надо изолировать.
— Откуда у тебя это? — с интересом спросила Рита,
разглядывая маленький изящный «эриксоновский» аппарат, явно не вязавшийся с
внешним видом хозяина.
— От одного клиента, — лаконично ответил Фюрер.
Рита вздрогнула и покосилась на закрытую дверь морга. Но
нужно было действовать, и она набрала рабочий телефон Евгения. Не будет же
мамаша его вечно держать под домашним арестом, на работу-то нужно ходить…
— Здравствуйте, Евгений, это Рита. Нам срочно нужно
увидеться.
От ее голоса у Евгения, надо полагать, начался нервный
припадок, но он превозмог себя и ответил:
— Я не могу… — заныл этот образец
мужественности. — У меня… — Он запнулся, срочно изобретая достаточно
уважительную причину.
— Я понимаю, у вас критические дни, — оборвала его
Рита, — но если вы сейчас не встретитесь со мной, я немедленно свяжусь с
вашей дражайшей маменькой, и мы продолжим наш последний плодотворный разговор у
вас на квартире.
Евгений решил выбрать из двух зол меньшее.
— Нет-нет! — испуганно забормотал он. — Мы
встретимся! Скажите, когда и где!
Евгений, как всегда, пострадал через собственное слабоволие.
Чтобы избежать скандала с матерью, он согласился приехать, куда скажут, и через
час уже сидел на многострадальном топчане, косился на дверь морга и с ужасом
смотрел, как Рита набирает его домашний номер телефона.
— Что вы хотите делать? — ныл он. — У мамы
больное сердце…
— Это у нее-то больное сердце? — не поверила
Рита. — Да она всех нас переживет, у нее вообще сердца нету…
— Пресмыкающиеся очень живучи! — невозмутимо
сообщил Фюрер:
— Крокодил, например, вообще до трехсот лет может
дожить.
— Не смейте так о маме! — вякнул Евгений.
— Ты бы лучше о дочери вспомнил, скотина, которую твоя
мамочка упекла неизвестно куда! — не выдержала Рита.
— Можно я ему плюх надаю! — азартно предложил
Сережка.
— Нельзя, — серьезно возразил Фюрер. — Лучше
это сделаю я.
— Это почему же лучше? — заартачился Сережка.
— Потому что это будет сведение счетов.
А если я ему вмажу, то без всякой злости, просто для пользы
дела.
— Прекратить разговорчики! — рявкнула Рита голосом
старшины-сверхсрочника. — Не слышно ничего… Светлана Федоровна? —
Теперь голос Риты просто сочился медом. — Это Маргарита, вы меня, надеюсь,
еще не забыли?
— Я тебя, стерва, никогда не забуду! — взвизгнул
женский голос в трубке. — Чего тебе надо? Ведь я сказала, чтобы ты больше
нам не звонила!
— Как хетите, — проворковала Рита. — Я могу
повесить трубку, но тогда вы не узнаете, где сейчас ваш обожаемый сыночек и что
с ним делают.
— Что? — завопила Светлана Федоровна. — Ты
врешь! Женечка сейчас на работе!
— Вы так думаете? Ну так поговорите с ним!
Рита протянула телефон Евгению, но он молчал. Тогда Фюрер
примерился и аккуратно отвесил ему здоровенную пощечину, такую сильную, что у
бедняги клацнули зубы и голова чуть не отвалилась.
— Мама, мне пришлось приехать.., меня заманили обманом…
— проскрипел он.
Светлана Федоровна несомненно слышала клацанье зубов своего
ненаглядного сыночка и поняла, что все очень серьезно.
— Что там происходит? Что с тобой делают? Где ты?
— В морге, — ответил Евгений чистую правду и,
покосившись на Фюрера, добавил:
— Какой-то страшный человек с длинными волосами включил
паяльник…
Рита забрала телефон, удовлетворенно кивнув, и Фюрер
выключил паяльник: зачем зря жечь электричество.
— Ну что, Светлана Федоровна? Мне повесить трубку?
— Стерва! Убийца! Что ты делаешь с Женечкой? Чего тебе
надо? Я немедленно звоню в милицию!
— Валяйте! — разрешила Рита. — Звоните,
дорогая Светлана Федоровна! — Рита была сама любезность. — И
расскажите им об обстоятельствах отъезда за рубеж вашей невестки и внучки, о
том, как вы подделали разрешение от имени своего сына… — Рита снова била
наугад, но попала в точку, потому что Светлана Федоровна замолчала на некоторое
время, а потом, уже совершенно другим голосом, куда более сдержанным, хотя и
полным ненависти, спросила:
