Рита села на кровати и закрыла глаза от подступившей
слабости. Потом все же решилась и оглядела комнату еще раз. Над кроватью висело
распятие, на столике стоял глиняный кувшин с веткой цветущего кустарника. Окно
было открыто, но забрано витой красивой решеткой.
Дверь приоткрылась, и вошла женщина средних лет — впрочем,
относительно француженок никогда не поймешь сколько им, — в простом
открытом платье.
— Где я? — с трудом спросила Рита по-французски.
Женщина улыбнулась и произнесла громко, словно разговаривала
с глухой.
— Вы — в больнице. Вы очень ушиблись.
Возможно, сотрясение мозга. Вечером придет один человек и
все вам объяснит. А пока вам нужен покой.
Она дала Рите воды и какую-то таблетку и вышла из комнаты.
Рита тотчас выплюнула таблетку, но воду выпила всю. Женщина вернулась, неся на
подносе завтрак. Рита вспомнила, что больше суток ничего не ела, и набросилась
на еду.
«Врет она все про сотрясение мозга, — подумала она,
когда женщина унесла поднос, — тогда тошнило бы очень, аппетита не было
бы. А у меня даже слабость после еды прошла».
Хорошо бы еще покурить, чтобы лучше думалось. Но, похоже,
больным здесь курить не полагается, а просить Рита не станет — пусть думают,
что ей очень плохо. Она откинулась на подушку и прикрыла глаза, будто дремлет.
Итак, вчера ночью кто-то схватил ее, потерявшую сознание от
удара, и притащил сюда, в этот дом. Но это не арабы — те бы отнесли ее обратно
на катер.
Рита вспомнила, что человек окликнул ее по-русски, и это ей
очень не понравилось. Может, это был рыжий мосье Поль? Но он в сговоре с
арабами…
Ей сказали, что она в больнице, но место, где Рита
находится, совсем не похоже на больницу. Больше того, эта женщина тоже не
похожа на медсестру. Улыбается, а глаза настороженные. Окно в комнате открыто,
но на нем — решетка. Рита больше чем уверена, что, если она захочет отсюда
уйти, ее просто так не выпустят. И куда идти, а главное — в чем? Рита
вспомнила, что когда она прыгнула с катера в море, на ней были только
трикотажная майка и трусики. Теперь на ней — белая больничная рубашка: Да-а, хоть
в этом южном городе на женщинах очень мало одежды, все же люди удивятся, если
она побежит по улице в длинном белом балахоне, как привидение…
Рита рывком вскочила с кровати и подбежала к шкафчику в углу
комнаты. Там лежали стопка постельного белья, полотенца, а на нижней полке — о
чудо! — чисто выстиранные ее майка и трусики. Больше в шкафу не было
ничего подходящего. Рита мигом переоделась, запихнула стопку белья под одеяло
на кровати, чтобы создать видимость крепко спящего человека, и босиком подбежала
к двери. Дверь, к счастью, не скрипнула, и Рита осторожно выглянула в коридор.
Там никого не было, но из дальнего его конца, очевидно из кухни, доносились
звяканье посуды и шум льющейся воды. На цыпочках Рита пробежала по коридору и
открыла дверь, которая, по ее расчету, вела на задний двор. Расчет оказался
верен — на заднем дворе стоял большой красный автомобиль, и какой-то невысокий
узкоплечий юноша, почти мальчик, насвистывая, поливал его из шланга. Рита тенью
скользнула за его спиной в гараж. Мальчишка был в синем рабочем комбинезоне, а
в углу за дверью висели его джинсы. Они оказались Рите почти впору — только
ремень потуже затянуть. Но вот ботинки.., ботинки у этого малорослого были чуть
не сорок третьего размера. В кармане джинсов лежали какие-то деньги, и Рита без
колебаний взяла все. В конце концов, никто не просил их ее похищать, пусть
теперь пеняют на себя.
Пока мальчишка закручивал кран и убирал шланг, Рита
пробежала по дворику и открыла маленькую калитку. Хоть на улице было очень
чисто, все же босиком идти как-то несподручно и в первом попавшемся магазинчике
она купила себе пару самых дешевых тапочек.
Но что же делать дальше, раздумывала Рита, шагая по
маленьким кривым улочкам, которые, как в любом южном городе, неуклонно
спускались к морю. Одна, без денег и документов, в совершенно незнакомом
городе… Ее паспорт остался у арабов, а также все деньги и швейцарские золотые
часы. Обратный билет на самолет, кажется — у Надежды Николаевны, но что-то с
ней сейчас происходит? Интересно, заявила она в полицию, что Рита пропала?
Так или иначе без полиции в этом деле не обойтись. Рита
решила обратиться в полицейский участок и заявить там, что ее похитили.
Рассказать подробно про арабов и про катер.
В конце концов, она не сделала ничего плохого, кроме того,
что украла джинсы и несколько франков у мальчишки. Так она все вернет, когда ей
вернут ее деньги.
На улице было полно легко одетых, праздно гуляющих людей, и
это означало, что море близко. Где-то тут, на Лазурном берегу, загорала в свое
время ее сестра. Здесь проводит последние счастливые дни несчастная Анна со
своим сыном.
Рита не заметила, как миновала полицейский участок, потому
что при мысли о Ляльке на глаза навернулись слезы. Однако когда из дверей
выскочил и бросился вслед за ней симпатичный молодой мужчина в голубой рубашке,
Рита встрепенулась.
— Стой! — вполголоса бормотал мужчина
по-русски. — Стой, глупая, туда нельзя!..
Он схватил ее за руку, и тут ее осенило.
Голубая рубашка была с коротким рукавом, и вот чуть пониже
локтя Рита заметила родимое пятно в виде звездочки. Это был тот самый человек,
который спас ее в Санкт-Петербурге, когда после побега ее чуть не задавили
насмерть люди из агентства. Рита узнала родимое пятно. Но вместо того чтобы
остановиться и потребовать объяснений, она впала в панику, потому что ей
показалось, что человек этот следит за ней от самого Петербурга. Она вырвала
руку и рванулась вперед, к набережной.
Кривая улочка снова повернула под немыслимым углом, и
впереди показалось расплавленная бирюза Средиземного моря.
От этого ослепительного голубого сияния Рита на мгновение
зажмурилась, и в этот момент чьи-то сильные руки схватили ее за плечи.
— Стоять! — раздался над самым ее ухом яростный
крик. — Только пошевелитесь, и я вышибу этой суке мозги!
С перепугу Рита поняла все. Как подтверждение этой угрозы,
она почувствовала щекой металлический холод. Не надо было иметь семи пядей во
лбу, чтобы понять: это был ствол револьвера. Рита попыталась, скосив глаза,
разглядеть напавшего на нее человека, но увидела только сильную смуглую руку,
которая обхватила ее поперек туловища, да почувствовала запах дешевого вина,
чеснока и жареной рыбы…
Этот запах она запомнила на всю жизнь. Так пахло в
фургончике, который перевозил ее из Парижа в Антиб, так пахло в каюте, которая
несколько часов была ее тюрьмой. Стараясь не шевелиться, она оглядела
набережную. Набережная была почти безлюдна, а все те, кто находился на ней,
играли в какую-то странную игру: продавец мороженого прятался за своей
тележкой, негр, только что торговавший сувенирными голубями, залег за невысоким
каменным ограждением, молодая мать, секунду назад катившая по мостовой коляску,
сидела на корточках, прикрывшись опрокинутой коляской как щитом, — и как
ни странно, ребенок не плакал. Еще несколько человек прятались за импровизированными
укрытиями, и у каждого из них в руках было оружие.
