Но едва клыки вонзились в плоть, Мари с криком проснулась. Она была горячей и сладкой на вкус, даже несмотря на охвативший ее испуг. И именно этот испуг отрезвил Шапеля. Страх никогда не возбуждал его, как Сейнта или Бишопа. Шапель поднял голову, чтобы Мари могла рассмотреть его лицо и убедиться, что это действительно он. Затем он одарил ее любящей улыбкой, не обращая внимания на кровь у себя на губах. Чем скорее она поймет, что перед нею ее Северьен, тем скорее он сможет оказаться с ней в постели и предъявить права на ее тело. И превратить в подобную себе. Инстинкт подсказывал, как это сделать, точно так же тело знало с первого же раза, как заниматься любовью.
Голубые глаза, уставившиеся на него, округлились от ужаса, красивый рот исказился в душераздирающем крике. Шапель прикрыл ей рот ладонью, его пальцы казались смуглыми на фоне ее бледных щек.
— Тише, милая. Это я.
Он чувствовал ее сдавленные всхлипывания. Она понимала, кто перед нею, и тем не менее испытывала панический страх.
Шапель попытался было ее успокоить, однако запах ее крови и биение сердца отвлекали его и искушали. Голод притуплял все его чувства. Поэтому он снова вонзил клыки в ее грудь и пил до тех пор, пока не насытился.
Когда он снова поднял голову, в глазах девушки отражалось безумие. Воздух был насыщен отвратительным запахом страха, пота и мочи.
Шапель с отвращением и ужасом отступил на шаг. Что же он наделал?
Мари дернулась в судороге, словно маленький зверек, попавшийся на пути хищнику. Она бросила взгляд на свою обнаженную грудь и подтянула ночную рубашку, чтобы прикрыть наготу. Движения ее казались неестественно медленными.
— Любимая…
При звуке его голоса Мари подняла на него взгляд — бледная тень девушки, которую он когда-то любил.
— Северьен?
Он кивнул, вздох облегчения сорвался с его губ. Нет, Мари не сошла с ума. Она узнала его, все будет хорошо.
— Да.
— Но мне сказали, что ты умер. — Боль в ее тихом голосе пронзила его как лезвие меча.
— Я вернулся за тобой.
Она посмотрела на свою грудь. Сквозь девственно-чистое полотно просачивалась кровь. И закричала так громко и протяжно, что у Шапеля зазвенело в ушах. Он зажал их ладонями, пытаясь отгородиться от этого кошмара.
Мари соскочила с постели. Шапель перегородил ей путь к двери в надежде остановить, но она вдруг развернулась и бросилась к балкону.
На этот раз Шапель оказался недостаточно быстрым — то ли из-за пережитого потрясения, то ли потому, что не поверил, что Мари способна причинить себе вред. Он был убежден, что она обрадуется его появлению и даже захочет стать подобной ему. Он опоздал лишь на мгновение — девушка перегнулась через перила и бросилась вниз.
Шапель прыгнул следом за ней как раз в тот момент, когда дверь спальни за его спиной распахнулась, и приземлился рядом с телом своей невесты.
Ночная рубашка Мари задралась вокруг молочно-белых бедер, глаза были огромными и безжизненными, шея неестественно искривлена, а из отметины на груди по ключице стекала тоненькая струйка крови.
Мертва. Женщина, которую он так любил, была мертва. Он убил ее.
Вина, ярость и боль разом овладели Шапелем, и он взвыл словно зверь. Вверху, на балконе, отец Мари истово перекрестился, глядя на тело дочери и Шапеля, опустившегося на колени рядом с ней.
Не в силах справиться с нахлынувшей пустотой, Шапель смотрел в остекленевшие голубые глаза до тех пор, пока не почувствовал, как в спину ему вонзился клинок. Стальной кончик, выступавший из груди. Острая боль, пронзившая его, когда лезвие вынули, сменилась приступом ярости. Он медленно поднялся и обернулся, чтобы взглянуть в лицо нападавшему. Отец Мари смотрел на него с тем же выражением ужаса, что и сама Мари несколькими минутами назад.
— Бог мой!
— Не тратьте слов понапрасну. — Шапель оттолкнул его в сторону. — Он вам не поможет. Никому из нас не поможет.
В ту же ночь он покинул селение и не возвращался туда более двухсот лет. Когда же наконец он снова оказался там, то направился туда, где держал на руках мертвую Мари, словно ожидая найти какую-нибудь отметку или знак, но ничего не увидел. Тогда он отправился на ее могилу. Она выглядела старой и неухоженной, надпись стерлась от времени, а камень потрескался и порос мхом. Шапель преклонил колени в небольшой часовенке и долго молил Бога о прощении и о спасении ее души. Однако ничего не произошло. Если Бог и услышал его, он не стал отвечать.
Слухи, дошедшие до Маркуса Грея, оказались неверными. Северьен де Фонс не убивал свою невесту.
Это сделал Шапель.
И поцелуй Прю Райленд отнюдь не стал для него наградой. Он был напоминанием обо всем, чего Шапель так желал и что сам же разрушил. Напоминанием о счастье, которого ему никогда не придется испытать…
— Он… что?!
Прю выволокла сестру на террасу. Кэролайн спросила это так громко, что ее, наверное, услышали даже мыши на чердаке.
Как только дверь закрылась, они оказались одни на увитой плющом террасе. Прю целый день ждала удобного случая, чтобы поведать Каро о случившемся накануне вечером.
— Он меня поцеловал.
Блестящие глаза Кэролайн округлились, и она поднесла ладонь к губам, чтобы заглушить смешок.
— О Боже праведный! Ну же, малышка, не молчи. Расскажи мне все по порядку!
До обеда оставалось не так уж много времени, поэтому Прю пришлось поторопиться. Все еще держа сестру за руку, она отвела ее подальше от дверей, чтобы их не подслушали, и рассказала, как вчера застала Шапеля в библиотеке с горничной.
— Вот негодяй! — Кэролайн нахмурилась. — И после этого ты позволила ему поцеловать себя?
Разумеется, Прю тут же объяснила сестре, что Шапель не домогался служанки — девушка сама предложила ему себя и была отвергнута. Эта особа пользовалась неважной репутацией среди прислуги из-за привычки увиваться за всеми гостями мужского пола.
Кэролайн покачала головой:
— Тебе придется ее уволить, пока она, чего доброго, не обзавелась ребенком.
Едва ли сестра поняла, как грубо это прозвучало, но, так или иначе, Прю не собиралась указывать девушке на дверь только потому, что та была неравнодушна к мужчинам. Однако она все-таки побеседовала с домоправительницей, миссис Добби.
— Это было божественно, — заключила Прю. Само собой, Кэролайн вовсе ни к чему было знать, что она буквально висла на Шапеле.
Кэролайн выглядела огорченной.
— Дорогая, я знаю, что сама не раз поощряла тебя принять ухаживания какого-нибудь достойного джентльмена, но, пожалуйста, будь осторожна, ладно? Мне бы очень не хотелось, чтобы тебе причинили боль.
Сжав руку сестры, Прю кивнула:
— Хорошо.
