Тут дверь в комнату Прю открылась, и Шапель вскочил на ноги. Никто, кроме Молино, не заметил, что он оказался куда проворнее, чем полагается мужчине его роста. Но вместо укоризненного взора священник лишь ободряюще ему улыбнулся.
Неужели его тревога за Прю была столь же очевидной, как и у ее родных?
Доктор, высокий, долговязый мужчина средних лет с редеющими темными волосами, удостоил Шапеля лишь беглым взглядом, после чего обратился к отцу Прю.
— Мисс Райленд сейчас отдыхает, — сказал он. — Я дал ей болеутоляющее и думаю, она проспит крепко всю ночь.
— Но с ней все будет в порядке? — спросила Матильда.
Доктор, чья фамилия была Хиггинс или что-то в этом роде, успокоил ее улыбкой:
— Она удобно устроилась в постели, и думаю, что к утру ей станет намного лучше.
Шапель был не единственным, кто заметил, что доктор не ответил прямо на ее вопрос. Матильда обернулась за поддержкой к отцу.
Томас Райленд глубоко вздохнул:
— Как насчет ее состояния, Филипп? Оно ухудшилось?
Состояния? Шапель перевел взгляд на Хиггинса, с тревогой ожидая ответа.
— Что ж, как мы и предполагали, рак прогрессирует, — тем же спокойным тоном отозвался Хиггинс. — Но Прюденс так же упряма, как и вы, и я надеюсь, что еще какое-то время она будет с нами.
Рак? Шапель прислонился спиной к стене, чтобы не упасть. Господи Иисусе! Он знал, что речь шла о чем-то серьезном, но… рак?
Его последний духовник умер от рака желудка, и было страшно наблюдать, как болезнь превратила здорового и энергичного мужчину в иссохшую оболочку, так что в конце концов Шапель даже перестал его узнавать. Мысль о том, что Прю ждет такая же судьба, вызывала у него тошноту. И еще гнев, настолько сильный, что он опасался взглянуть кому-либо из присутствующих в глаза, иначе они увидят, как мало в его натуре осталось человеческого.
Однако рак нельзя было уничтожить. Конечно, Шапель мог превратить Прю в подобную себе, и тогда рак, разрушающий ее тело, уйдет безвозвратно. Но, видит Бог, это могло уничтожить и саму Прю, как когда-то Мари. Насчет себя Шапель до сих пор не мог судить с уверенностью.
— Можно ли нам взглянуть на нее? — спросила Кэролайн.
Хиггинс кивнул:
— Сейчас она спит, но я не думаю, что присутствие одной или даже всех ее сестер может ей повредить.
Женщины даже не переглянулись, чтобы подбодрить друг друга. По-видимому, все трое понимали без слов, что любая из них сочтет за честь посидеть у постели Прю.
Шапель смотрел вслед удаляющимся сестрам Райленд. Они, а не он, останутся на посту у постели Прю, заботясь о ее удобствах и безопасности. У него не было никаких причин просить о том же, как бы ему этого ни хотелось. Сидеть рядом с ней, следить за ее дыханием, чтобы убедиться, что она еще дышит…
О Боже, Молино оказался совершенно прав. Нужно было чаще бывать в обществе, иначе Шапель не реагировал бы так болезненно на встречу со смертью. Он, который за свое долгое существование убил немало людей — и когда еще был человеком, и когда стал чудовищем.
Прю Райленд, так или иначе, когда-нибудь умрет, перейдя в лучший мир. Шапель же останется здесь еще долго после того, как ее кости обратятся в прах.
От этой мысли ему едва не сделалось дурно.
Извинившись перед остальными, Шапель спустился вниз так быстро, как только мог, не вызывая лишних вопросов. Молино и Маркус следовали за ним по пятам.
Шапель направился в гостиную, где налил себе изрядную порцию виски. Молино воздержался, но когда Шапель предложил налить рюмку Маркусу, тот утвердительно кивнул.
Как только все трое уселись, Шапель обратил весь свой гнев на Маркуса.
— Вы знали об этом?
Молодой человек, похоже, был удивлен нескрываемой враждебностью.
— О Прю? Да, я знал об этом со дня нашей первой встречи.
Вероятно, именно на это Грей намекал во время их предыдущего разговора.
— И вы ничего мне не сказали. Почему?
— Вас это никак не касается.
— Не касается? — Пальцы Шапеля сомкнулись вокруг бокала с неистовой силой. — Как так?
Маркус пожал широкими плечами.
— Она не хотела, чтобы вы или отец Молино знали. Ничего личного, просто, по словам Прю, едва людям становится известно о ее болезни, как они тут же начинают обращаться с ней по-другому, а ей это неприятно. К слову, мистер Шапель, знай вы об этом, стали бы вы обращаться с ней по-другому?
В тоне молодого человека присутствовало нечто похожее на насмешку.
«Да».
— Нет.
— Я вижу, что она вам нравится.
Бокал едва не треснул в руке Шапеля. Пришлось поставить его на стол.
— Мои чувства к Прю вас никак не касаются.
Маркус только еще раз пожал плечами. В тот вечер он наконец-то выглядел на свой возраст — старше, чем обычно.
— Чепуха, и вы сами это понимаете. Прю — мой друг, а вы — всего лишь вампир, посланный помешать ей откопать единственный предмет, способный спасти ее от мучительной смерти.
Молино так и ахнул, взгляд его блеклых глаз переметнулся на Шапеля. Однако тот просто отвернулся. Разумеется, Маркус прав — как ни горько ему было в том признаваться, — однако это не могло избавить Шапеля от желания вцепиться молодому человеку в горло, У него вырвалось приглушенное рычание, и на какой-то момент самоконтроль едва не подвел его, дав волю инстинкту нападения.
— Спасти ее? — Шапель уставился на Маркуса в упор. — Значит, вы этого для нее хотите? Демона внутри, который постоянно требует крови? Вы готовы лишить ее солнечного света и возможности попасть на небеса? Вы действительно хотите провести все оставшиеся годы вашей с нею дружбы, задаваясь вопросом, не поддастся ли она однажды искушению попробовать вас на вкус?
Маркус сглотнул, его голубые глаза сделались шире от страха.
— Нет, этого я не хочу. Но и ее смерти я тоже не желаю.
Шапель вздохнул и провел рукой по подбородку. Он устал. Ночь еще только начиналась, а его уже клонило ко сну. Больше всего сейчас хотелось заснуть и не проснуться…
— Я тоже не желаю ей смерти, — признался он. — Но я не смею обречь ее на проклятие. И вы не можете просить этого у меня.
Маркус залпом допил остатки виски.
— А что, если мы найдем Чашу Крови? Неужели вы откажете Прю в праве самой сделать выбор?
— Боже мой! — Молино перекрестился. — Мой мальчик, вы даже не знаете, о чем говорите!
Из груди Шапеля вырвался резкий смешок:
— Он прекрасно знает, о чем говорит. Да, мистер Грей. Я ее остановлю, а если потребуется, то и вас.
Выражение лица юноши было открыто вызывающим.
