Однако Молино заботил ее сейчас меньше всего. Прю вошла в комнату, улыбаясь и приветствуя тех из гостей, которые привлекали ее внимание или искали ее. Она пожелала доброго вечера сестрам и их мужьям и задержалась возле отца ровно столько, сколько потребовалось, чтобы мягко пожать ему руку. Все это она делала, словно движимая чьей-то невидимой волей. Взгляд ее между тем то и дело пробегал по толпе в поисках знакомой золотоволосой головы.
Сердце подскочило в груди, когда Прю наконец заметила его. Он как раз выходил из комнаты в сад. Отлично. Таким образом ей удастся хоть немного побыть с ним наедине.
Казалось, понадобилась целая вечность, чтобы пробраться сквозь толпу. Всем хотелось непременно побеседовать с Прю, и вина за это лежала лишь на ней одной. Раскопки отнимали столь значительную часть ее времени, что она стала редко бывать в деревне, пренебрегая своими прежними привычками и обязанностями, — упущение, которого впредь нельзя допускать.
Наконец Прю достигла выхода. Похоже, никто не заметил, как она потихоньку ускользнула следом за Шапелем и, повернув ручку двери, вышла в прохладную ночь. На какое-то мгновение она остановилась в лужице света, лившегося на холодный камень, давая возможность глазам привыкнуть к тусклому свету фонарей.
Тут ее внимание привлекли мелькнувший в полумраке белоснежный галстук и горящий кончик сигареты. Прю углубилась в тень сада. Казалось, будто она покинула один мир и вступила в другой, незнакомый и экзотический. Разумеется, это было всего лишь игрой ее воображения, однако внутри все трепетало от странного предчувствия.
Юбки шелестели о невысокие каменные ступеньки, трава цеплялась за подол, пока она пробиралась через сад к Шапелю, и с каждым шагом ее сердце билось все отчаяннее. Никогда еще за всю ее жизнь ей не приходилось так волноваться перед встречей с другим человеком. И никогда еще она так не боялась быть отвергнутой.
— Прю? — Голос Шапеля прозвучал резко, почти укоризненно. — Что вы тут делаете?
— И вам добрый вечер. — В ее ответе было больше колкости, чем нужно, но, право же, ему не следовало ставить ее в глупое положение, заставляя разыскивать себя по всему саду.
Теперь Прю могла рассмотреть его лицо, освещенное огоньком сигареты, которой он как раз в этот момент затянулся. По крайней мере когда он выдохнул дым, у него хватило любезности выглядеть сконфуженным.
— Прошу прощения. Добрый вечер, Прю. Что привело вас сюда?
Как будто он сам этого не знал!
— Я искала вас, — ответила она прямо. — Последние несколько дней вы упорно избегаете меня, и я хочу спросить почему.
Ну вот. Наконец-то у нее хватило решимости задать мучивший ее вопрос вслух.
Теперь уже возмущенным выглядел Шапель. Лицо его приняло высокомерное выражение, которое, впрочем, ему очень шло.
— Я вовсе не собирался вас избегать.
Он предложил ей сигарету — жест, который одновременно и удивил ее, и согрел ей сердце. Обычно подобные жесты допускались лишь по отношению к близкому другу, а перед дамой ее круга такой выбор, как правило, и вовсе не стоял. Прю приняла у него сигарету, вертя тонкий бумажный цилиндр между пальцами, потом поднесла ее к губам и осторожно затянулась.
— Ох, прошу вас, — только и смогла ответить она, возведя глаза к небу. — Не надо оскорблять мой здравый смысл, отрицая очевидное. — Прю закашлялась и отдала сигарету ему. — Я лишь хочу знать почему. Уж не потому ли, что я… больна?
От этой мысли ей едва не сделалось дурно.
Красивое лицо Шапеля пересекла хмурая складка.
— Разумеется, нет. Неужели вы столь низкого мнения обо мне?
— Мне самой не хотелось в это верить, однако я не могу представить никакой другой причины.
До чего же дерзкой она казалась себе сейчас! За последнее время Прю стала нетерпимо относиться к любому жеманству, и это чувство с каждым днем лишь усиливалось.
— Не можете? — Шапель в последний раз затянулся, после чего швырнул сигарету в фонтан. Хорошо еще, что не в кусты, подумала про себя девушка. — Вообще никакой причины?
В его тоне присутствовали жесткие, даже угрожающие нотки, словно он считал ее либо притворщицей, либо дурочкой. И то и другое предположение ей совсем не нравилось.
— Никакой. — Руки Прю были сложены на груди. — Если только, конечно, тот поцелуй не был для вас всего лишь забавой и вы решили преследовать другую добычу — женщину, которая проживет достаточно долго, чтобы поддаться вашим чарам.
Как жестоко с ее стороны — и это тотчас отразилось на лице Шапеля.
— Целовать вас было одной из самых больших ошибок, которые я когда-либо совершал в жизни.
Его слова поразили ее сильнее, чем она могла себе представить.
— Понимаю.
Онемевшая и растерянная, Прю уже собиралась удалиться, однако Шапель схватил ее за руку.
— Нет, ничего вы не понимаете, маленькая глупышка.
Он притянул ее к себе, и Прю ощутила жар, исходивший от его тела, и теплое, пахнувшее табаком дыхание. Так хотелось оказаться к нему поближе, что она и не думала сопротивляться.
Лишь когда она почувствовала сквозь толстый слой юбок его ноги, прижатые к ней, пальцы Шапеля ослабили хватку. Выражение его лица смягчилось, однако глаза по-прежнему зловеще поблескивали.
— Хотите знать, Прю, почему тот поцелуй был ошибкой?
Потребовалась чуть ли не вся ее решимость, чтобы приподнять голову и встретиться с ним взглядом. Все остальное ушло на то, чтобы унять дрожь в подбородке.
— Потому, что он вам не понравился?
— Нет. — Прю так и встрепенулась, чувствуя, как его теплое дыхание ласкало ей щеку. — Напротив, потому, что он мне понравился настолько, что с тех пор я не могу думать ни о чем другом.
Восторг заставил Прю совсем потерять голову.
— И вы хотели бы повторить это?
Шапель в ответ лишь глухо простонал и наклонил голову, завладев ее губами. Прю приоткрыла рот, давая его языку проникнуть внутрь. От Шапеля исходил сладковатый табачный запах, а губы были гладкими и упругими. Мягко и решительно он обхватил ее одной рукой, а другой поддерживал спину, после чего прижал к себе так, что ее ноги оказались между его бедер. Даже несмотря на разделявшие их слои одежды, Прю не могла не почувствовать нарастающее напряжение в его теле.
Его руки скользнули вверх по ее спине к плечам и шее. Теплые пальцы касались обнаженной кожи, поглаживая выступ ключицы. Затем, подобно легчайшему дуновению ветерка, они поднялись к ее подбородку и затылку, придерживая ее голову. Он как будто опасался, что Прю отстранится от него прежде, чем он успеет полностью завладеть ее губами. Пока же давление его рта ослабло, и он неспешно нащупывал путь, целуя ее так, словно у них впереди была целая вечность, — что, как он и сам прекрасно понимал, было неправдой. Подобная сдержанность вызывала у Прю досаду. Ей хотелось еще раз насладиться его телом сполна, чтобы пальцы в неистовом порыве впивались ей в спину, и сдержанность, к которой ее приучали всю ее недолгую жизнь, тут была вовсе не к месту. Ей хотелось настоящей страсти, и она не могла тратить время на условности. Прю ожидала, что он станет обращаться с нею так, как обычно мужчина обращается с женщиной, которую желает так сильно, что это желание поглощает его целиком. Она и сама мечтала отдаться этому порыву. В отчаянии Прю ухватилась за плечи Шапеля, почувствовав тугие мускулы под тканью пиджака, и попыталась притянуть его к себе, однако Шапель не уступал. Ее пальцы невольно сжались в кулачки, она приподнялась на цыпочки, пытаясь навязать ему свою волю, однако он оказался сильнее.