— И тебя? Нет. — Кажется, это обидело его.
— Ты же знаешь, что орден сюда не вернется. Они уже получили, что искали.
— К черту орден! — Прю едва не подскочила от его резкого тона. — Меня он совершенно не заботит. Я ни за что тебя не брошу.
— Я не хочу, чтобы ты был здесь, когда я… уйду. — Одна из тетушек Прю умерла от рака много лет назад, и она хорошо помнила, какой та стала из-за болезни. — Не хочу, чтобы ты видел, во что я превращусь.
— Я уже это видел.
— Это еще не самое худшее, что может быть.
— Мне все равно. — Будь оно неладно, его непробиваемое упрямство. — Я не покину тебя, Прю.
Слезы снова струились по ее щекам.
— Но я не хочу, чтобы ты запомнил меня такой.
Он погладил ее по щеке:
— Ты навсегда останешься в моей памяти прекрасной, удивительной, восхитительной Прю. Навсегда.
И тут она расплакалась. Это нежное прикосновение выпустило на волю целый поток слез, которые Прю так отчаянно старалась подавить. Все ее тело сотрясали рыдания. Шапель не пытался их заглушить, а просто дал ей возможность выплакать свое горе, уткнувшись лицом в его грудь.
Капелька теплой влаги упала почти рядом с мочкой ее уха, оторвав на мгновение Прю от грустных мыслей. За ней последовала другая, затем еще и еще. Шапель не издал ни звука, но, даже не взглянув на него, она поняла, что он тоже плакал.
Матильда — платья.
Кэролайн — все книги, кроме тех, которые имеют отношение к легендам о короле Артуре.
Джорджиана — украшения и статуэтки.
Шапель…
Перо замерло над бумагой. Почему внести его имя в список оказалось труднее, чем все остальные? Прю уже знала, что именно собиралась ему оставить. Сестры в любом случае будут дорожить ее наследством, но Шапелю ей просто больше нечего было предложить. Поэтому Прю ухватилась за то, что, как она полагала, должно было ему понравиться. Как жаль, что она не могла оставить ему заодно и свое сердце.
Шапель — книги о короле Артуре.
Артур был одной из самых первых тем, которую они обсуждали с Шапелем после его прибытия в Роузкорт. Когда эта мысль пришла Прю в голову, подарок показался ей как нельзя более подходящим, однако сейчас она уже не была в этом уверена. Смогут ли книги объяснить Шапелю, как много он значил для нее? И когда Шапель будет перелистывать их страницы, поймет ли он, что она его любила?
В последнее время Шапель не отходил от Прю ни на минуту. Со времени визита доктора Хиггинса минуло уже почти три недели. Иногда она чувствовала себя немного лучше и даже умудрялась ненадолго покидать дом по ночам — впрочем, они никогда не отдалялись от Роузкорта больше чем на двадцать или тридцать минут полета. Большую же часть времени они проводили за разговорами. Шапель поведал ей множество историй о своей жизни в молодости и местах, в которых ему случалось бывать. Прю также делилась с ним счастливыми — и горькими — мгновениями своей жизни: первым поцелуем или смертью матери. Шапель слушал с вниманием, которое она находила до странности трогательным, так, словно пытался запечатлеть в памяти каждое ее слово.
Шапель сообщил ей о письмах, которые получил от отца Молино. Прю не сомневалась, что священник и Маркус рано или поздно сумеют напасть на след Серебряной Ладони, однако спрашивала себя, удастся ли ей еще раз увидеть этих двоих до своей смерти. Дорогой Маркус, по-видимому, все еще надеялся отыскать для нее Святой Грааль. Пусть Бог благословит его.
Все свои дни — вернее, послеполуденное время — Прю проводила в кругу семьи. Несколько друзей, живших по соседству, приезжали навестить ее, когда разнесся слух о том, что она «угасает». Кто именно пустил этот слух, Прю не знала — возможно, слуги или одна из сестер. Ей было все равно, что они знают, но было нестерпимо видеть жалость в их глазах.
И с сестрами также становилось все труднее общаться. У всех трех был такой удрученный вид, что у Прю падало настроение, стоило лишь с ними встретиться. Только Шапель умудрялся смотреть на нее без видимой печали. Он, похоже, наслаждался тем коротким временем, которое у них еще оставалось.
Она также наслаждалась минутами рядом с ним. Это так много для нее значило. Днем раньше Прю охватило странное чувство спокойствия, и совершенно неожиданно мысль о смерти перестала представляться такой ужасной. Да, было горько оставлять тех, кого она любила, однако смерти Прю больше не боялась — хотя все еще не была к ней готова.
Прю опустила глаза на руку, державшую перо. Кости отчетливо проступали сквозь бледную кожу. В последнее время она сильно исхудала и выглядела костлявой, так как не могла заставить себя съесть больше одной булочки и выпить больше чашки чая. Ее живот как будто принадлежал другому, более крупному человеческому существу, и Прю понимала, что виной тому была растущая раковая опухоль.
Она чувствовала себя уставшей настолько, что временами хотелось заснуть и никогда не просыпаться. И это должно было случиться уже скоро. А пока что следовало привести свои дела в порядок. К счастью, их не так уж много.
За окном постепенно темнело. Скоро придет горничная, чтобы принести ужин. Ее семья должна присоединиться к ней, как и Шапель. Обычно сразу после пробуждения он отправлялся на поиски пищи. Прю не спрашивала его, где он бывал и кем питался, потому что не хотела этого знать. Он отказывался и дальше брать ее кровь, опасаясь, что это ослабит Прю еще больше. Похоже, он не понимал, что уже сам факт, что он питался кем-то еще, казался Прю едва ли не изменой. Конечно, это было глупостью, однако Прю ничего не могла с собой поделать. Видно, от нее и впрямь не было никакого толка, если она не могла дать своему возлюбленному то, в чем он так нуждался.
Поток ее печальных мыслей прервал стук в дверь. Шапель выглядел на удивление свежим и красивым в одной рубашке без пиджака. Галстук он держал в руке, перекинув через нее пиджак, который собирался надеть к обеду.
— Что такое? — спросила Прю.
Он улыбнулся и закрыл за собой дверь.
— Мы тут подумали, что сегодня вечером ты захочешь пообедать с нами внизу.
Сделав над собой усилие, Прю уселась на постели и откинулась на подушки.
— Мы?
— Твои родные и я.
— Что ж, в таком случае «мы» — самое верное слово. — Она провела ладонью по спутанным волосам. — Я бы с радостью спустилась вниз, но, наверное, выгляжу ужасно.
Улыбка на его лице сделалась шире:
— Именно поэтому я и здесь. Чтобы помочь тебе принять ванну.
Ее брови приподнялись.
— А мой отец знает об этом?
— Разумеется, нет! — Похоже, мысль об этом приводила Шапеля в ужас, словно ее отец мог представлять для него угрозу. — Он думает, что я приведу тебя позже. Сейчас я включу воду.
— Шапель… — Прю остановилась, охваченная смущением.
