Она попыталась сглотнуть комок в горле, отчего сухожилия и голосовые связки на изящной шее разом ослабли. Шапель стиснул челюсти, десны покалывало. Достаточно одного шага, чтобы прижать ее к себе и погрузить клыки в нежную ложбинку между шеей и плечом. И тогда она затрепещет в его объятиях, с податливых губ сорвутся стоны удовольствия, а сердце забьется неистово у самой его груди, пока он будет насыщаться ею…
— И часто вы вот так бродите по ночам, мистер Шапель?
Ее бархатистый голос вынудил его отказаться от своего желания.
— Шапель, — поправил он, отступив на шаг. — Просто Шапель. И да, мне нравится бродить по ночам, мисс Райленд.
— Прю. — Девушка едва заметно улыбнулась. — «Мисс Райленд» заставляет меня чувствовать себя старой девой.
Именно так ее и называли бы в его дни — мысль, которая потрясла его, ведь она выглядела такой молодой. Шапель пожал плечами:
— Женщины в вашем положении могут и не торопиться с замужеством.
Темные брови приподнялись.
— Не торопиться? Что, если я просто не хочу выходить замуж?
В словах Прю явно чувствовался вызов, однако выражению ее лица недоставало искренности.
— Возможно, Прю, вам еще предстоит встретить человека, который бы отвечал вашему идеалу супруга.
Широкие губы чуть скривились.
— Что ж, вполне возможно. А как насчет вас?
Шапель насторожился:
— Меня?
Она сделала шаг в его сторону, стройные руки приподнялись вместе с грудью над вырезом ночной рубашки и пеньюара. Шапель уставился на соблазнительного вида голубые прожилки прямо под светлой кожей. Прю, похоже, даже не замечала взгляда, блуждавшего по ее телу. Довольно смело. И весьма опасно для них обоих.
— Вы ведь тоже не женаты, не так ли? Почему?
Он ответил первое, что пришло в голову:
— Потому, что ни одна женщина в здравом рассудке не пожелала бы выйти за меня замуж.
Прю только моргнула в ответ на эту неожиданную откровенность.
— Ох. По-видимому, у нас больше общего, чем я поначалу думала.
Шапель добродушно улыбнулся. Что ж, если ей станет от этого легче, пусть так и думает.
— Вполне возможно.
Прю перевела взгляд на окна. Лунный свет касался ее щек и отражался в глазах, отчего они еще больше напоминали кошачьи.
— Но я еще никогда не бродила по ночам. — Голос ее был таким тихим и задумчивым, и сначала Шапель решил, что ему это только почудилось.
Прю вдруг отстранилась от него с грацией и проворством голубки. Ошеломленный, Шапель замер, наблюдая за ее стремительным рывком. Что, ради всего святого, она задумала?
А Прю между тем распахнула одно из окон и, ухватившись за раму, вскарабкалась на подоконник. Когда она повернула к нему голову, глаза так и блеснули из-за плеча. Какой свободной и неукротимой она выглядела в широком пеньюаре, с распущенными волосами и раскрасневшимися щеками.
— Вы идете со мной, Шапель?
Конечно, разумнее было бы дать ей уйти. Но что, если Темпл прячется где-то поблизости? Что, если он успел изголодаться и она случайно окажется у него на пути? Шапель не чувствовал присутствия старого друга, но это не означало, что он находился где-то вдали, вне пределов досягаемости.
Однако в данный момент настоящую угрозу представлял не Темпл, а его собственные мысли и желания. Когда Шапель в последний раз гулял в обществе женщины? Ему так хотелось разделить ночную тьму с этим хрупким, загадочным созданием…
Прю не стала дожидаться ответа, а просто выскочила из окна. Шапелю ничего не оставалось, как выругаться и последовать за ней. Когда его ноги коснулись земли всего несколькими футами ниже, он внезапно и с ужасом для себя осознал, что оказался прав.
Приехать в Корнуолл было большой ошибкой.
Глава 4
Прю никогда прежде не позволяла себе таких спонтанных и необдуманных поступков, как прыжок из окна. Прошел час, а она все еще не могла понять, что толкнуло ее на это.
Они шли в полном молчании, густая трава хлестала по обуви. Ее комнатные туфли были тонкими, но сухими — мысль, которая никогда не пришла бы ей в голову до болезни. Любая простуда будет стоить ей нескольких дней раскопок, а этого она в своем нынешнем состоянии допустить никак не могла.
— Как вы узнали о том, что я ищу Грааль? — Этот вопрос мучил ее с самого первого письма, полученного из Ватикана.
Шапель пожал плечами:
— У Ватикана повсюду глаза и уши.
Шутил ли он? Ни в его лице, ни во взгляде не было и намека на веселье.
— Вы это серьезно?
Он снова пожал плечами, но на этот раз его губы сложились в слабое — очень слабое — подобие улыбки. У Прю отлегло от сердца, плечи поникли. Разумеется, он сказал это в шутку.
— Полагаю, что причиной тому послужили ваши исследования, — ответил Шапель. — По-видимому, кто-то из священников, посетивших лекции мистера Грея, заинтересовался его работой и таким образом узнал о ваших планах. Вы же не думали, что вам удастся сохранить подобный замысел в тайне, не так ли?
— Да, пожалуй. — Взгляд Прю был прикован к кролику, который как раз в этот момент скрылся в кустарнике, и в ночном мраке виден был лишь его белый хвостик. — Хотя странно, что церковь с таким доверием отнеслась к моим изысканиям, в то время как с другими они даже дела иметь не хотели.
— Наверное, они считают, что ваши поиски действительно могут привести к каким-нибудь открытиям.
Как ни странно, слова Шапеля отчасти успокоили Прю.
Они продолжили прогулку в тишине. Теплый, мягкий ветерок играл ее волосами и заставлял ночную рубашку шелестеть вокруг лодыжек. Тонкая батистовая рубашка Шапеля прилипла к груди и предплечьям. Белая ткань в ледяном сиянии приобрела зловещий синеватый оттенок, а мускулы под нею были крупнее и рельефнее, чем Прю ожидала увидеть у человека с учеными наклонностями. Впрочем, Маркус тоже отличался атлетическим сложением… однако Шапель привлекал ее так, как никогда не привлекал Маркус. Но сейчас об этом лучше не думать.
— Что вам известно о Святом Граале?
Вопрос, похоже, удивил Шапеля. На короткое мгновение, равное одному удару сердца, его шаги замерли.
— Во время Распятия некий римский центурион по имени Лонгин пронзил копьем бок Христа. Иосиф Аримафейский собрал кровь из раны в чашу — Святой Грааль.
Разумеется, он знал о происхождении чаши, как и любой другой человек.
— Полагаю, ваша осведомленность простирается намного дальше.
Прю пыталась придать своему голосу беззаботный тон, однако в душу вкралась досада. Она обещала поделиться своими находками с церковью — так неужели они не могли по крайней мере ответить ей той же любезностью?