И с чего он решил, что у них вообще есть будущее? Октавия — друг, самый близкий друг. Иногда он считал ее больше чем другом, но не знал, что она думает о нем. В сущности, он даже не представлял, что она чувствует к нему. Ему не хотелось ее терять, но мысль о том, чтобы всю жизнь провести с ней…
Это слегка пугало. И возбуждало. И казалось невозможным. Лучше не забивать себе голову. Иначе станет еще больнее, когда Октавия уйдет.
Норт не хотел ее отпускать, но, если станет известно о ее матери, перед Октавией закроются многие двери. Только брак со Спинтоном убережет ее от ущерба, которое может нанести прошлое.
Вот и конец истории.
Господи, чем он только занимается? Харкер на свободе, а Норт стоит посреди улицы и грезит о женщине, которая никогда не будет его! Ребята с Боу-стрит сейчас подняли бы его на смех. Они наверняка подумали бы, что он совсем свихнулся.
Может, так оно и есть? И все из-за Октавии. Он не может больше ни о чем думать. Это даже раздражало.
Что, если Харкер крутится поблизости и ждет своего часа?
Сунув оба списка в карман, Норт кивком попрощался с Фрэнсисом, который внимательно следил за улицей, и отправился туда, где оставил свою лошадь. Вскочив в седло, Норт поехал за подкреплением. Он собирался захватить пару человек и отправиться к Мертону, чтобы заставить этого мерзавца и на пушечный выстрел больше не приближаться к Октавии. Потом он вернется домой и объявит Октавии, что она в безопасности.
И распрощается.
— Я приехала, как только смогла. Во что ты вырядилась?
Как только кузина объявилась на пороге, Октавия обняла ее и провела в главную комнату, которую Норт использовал как столовую и гостиную.
— Я так рада тебе. Это я нашла на чердаке. Тебе не нравится? — Октавия закружилась на месте. Юбки встали колоколом.
Беатрис наморщила вздернутый носик.
— Ты пахнешь так, как будто последние двадцать лет пролежала в старом чемодане.
Октавия хихикнула:
— Пахну не я, пахнет платье. Это осталось от матери Норта. — Платье было повседневным, где-то — широковатым, где-то — коротковатым, но в общем годилось. Оно было совершенно не модным. Октавия полагала, что Нелл Шеффилд надевала его с той же самой целью, что и она, — для уборки дома.
Кузина Беатрис, на которой было миленькое платье из бледно-голубого муслина, протянула ей саквояж:
— Тут кое-какая одежда. Нужно только погладить. По крайней мере можно будет не надевать чужие платья.
Октавия отставила сумку в сторону и накинула на голову старый платок.
— Я надела его, потому что собралась привести этот дом в божеский вид. А ты мне поможешь.
Беатрис огляделась:
— Тут и так все в порядке.
— В единственной комнате, которой он пользуется. — Помимо спальни, конечно, но про это Беатрис говорить не стоило.
— Может, ему так нравится. По-моему, это дело слуг.
Почему его слуги не убираются?
— Я решила сама заняться уборкой, потому что помню, как тут было раньше, помню запахи, помню все ощущения. Было намного теплее, чем сейчас. — Октавии и в самом деле было тоскливо смотреть на дом в его теперешнем состоянии. Грустно было видеть все сплошь запрятанное под чехлы холстами.
— Пытаешься возродить давно ушедшее, Тави? Это невозможно, ты же знаешь.
— Знаю. — Прозвучало мрачнее, чем хотелось. — Дом должен походить на дом, а не на лежбище. Норт заслужил того, чтобы жить в доме.
Беатрис с подозрением осмотрелась по сторонам.
— Если ему нужно, пусть сам этим занимается.
— Он боится.
— Боится? — По голосу Беатрис было понятно, что сама эта мысль показалась ей смехотворной. — Я всегда считала, что он из тех мужчин, которые ничего не боятся.
Октавия отвернулась и стала мерить шагами небольшое пространство, занятое ковром с голубым и бордовым орнаментом.
— Он боится быть счастливым, потому что считает, что счастье быстро закончится.
— А ты хочешь сделать его счастливым.
На миг Октавии показалось, что кузина насмехается над ней, но в словах Беатрис не было и тени издевки.
— Точно.
— Даже несмотря на то что помолвлена с другим и рано или поздно съедешь отсюда?
— Да.
— Ты его любишь.
— Да. — Врать не имело смысла. Никакого смысла. Беатрис уже знала правду.
— Спинтон не заслужил такого отношения.
Октавия остановилась и повернулась к кузине. В темных глазах Беатрис она не увидела осуждения, только сочувствие. Октавия предпочла бы осуждение.
— Я знаю.
— И ты заслуживаешь лучшей доли.
— Возможно. — В данный момент она не знала, чего заслуживает. Она даже не могла понять, чего же ей хочется.
Беатрис сложила на груди мягкие, пухлые ручки.
— Если ты любишь мистера Шеффилда, то не должна выходить замуж за Фицуильяма. Это неправильно.
За Фицуильяма? Октавия тоже сложила изящные руки на своей менее впечатляющей груди.
— Не все так просто.
Темная бровь взлетела вверх.
— Интересно, почему?
Октавия скопировала и это движение. Раньше она никогда не обращала внимания на то, как они с Беатрис похожи.
— Потому что Спинтон и я связаны обещанием. И от пас ждут вполне определенных поступков.
— Ждут? — Кузина хмуро разглядывала ее. Отношение Беатрис к данным когда-то обещаниям было вполне очевидно. — Кто ждет?
— Во-первых, мой дед.
— Он умер.
Да, они очень походили друг на друга. Не столько внешне, сколько внутренне. При желаний Беатрис могла быть обескураживающе резкой.
— Потом отец Спинтона. Теперь обе брови взлетели вверх.
— Он умер.
— Моя мать. — Если Беатрис нужен полный список, Октавия была готова его представить.
— Тоже умерла.
Октавия всплеснула руками. Неужели кузина не знает других слов?
— Это не важно, умерли они или нет!
— Нет, важно! — Беатрис выставила перед собой палец. — Если они умерли, им все равно, выполнишь ты обещание или не выполнишь.
Октавия приложила руку к груди.
— Мне не все равно. А я пока совсем живая.
Беатрис рассмеялась ей в лицо. Кто бы мог подумать, что очаровательная кузина может так загоготать?
— Что да, то да. Такой живой я тебя еще ни разу не видела. Странно только, что эдакая «живость» появилась после того, как рядом с тобой снова возник мистер Шеффилд.
