— Я отдаюсь Норту бесплатно. — Октавия, словно размышляя, покивала головой. — Как вы думаете, Касси отдается кому-нибудь просто так?
Это был сильный удар. Взгляд стал тяжелым, как гранит. Харкер стиснул зубы, заиграл желваками. Как и большинству мужчин, ему не могла понравиться мысль, что кто-то может получить то, что принадлежало только ему.
— Касси делает то, что я прикажу. — Но за этой его бравадой послышался отзвук сомнения. — Она знает, в чем ее выгода.
Октавия и не собиралась спорить.
Касси достаточно умна, чтобы быть осторожной с таким человеком. Только вот боится ли она его? Нет, наверно. Как пить дать у нее собрано достаточно сведений о делишках Харкера, и она отлично знает, как уберечь себя от него.
Харкер вдруг улыбнулся:
— Значит, вы не настолько леди, как мне показалось. — Он произнес это как комплимент.
Безразлично глянув на него, Октавия склонила голову.
— У меня найдется чем удивить вас, мистер Харкер.
— Вообще-то я терпеть не могу болтливых женщин. Но вы, миледи, действуете язычком, как хлыстом. Пробирает до костей.
Несмотря на свое явное физическое превосходство, он относился к Октавии как к существу высшего порядка. В нем, годами жившем по своим собственным правилам, все равно осталось впитанное с молоком матери почтение к социальной иерархии, которая пронизывает все английское общество.
— Вы еще удивитесь, — холодно парировала Октавия. — Ничего другого вам не останется. — Развернувшись на каблуках, она направилась к выходу. — Если вы не согласны уехать из Лондона, тогда нам не о чем говорить, мистер Харкер.
— Я вам вот что скажу.
В ушах зашумела кровь. Октавия через плечо посмотрела на массивную фигуру у себя за спиной.
— Что?
— Я не буду убивать его. — Его голос и выражение лица были искренними. — Если только он не даст мне повода.
Со стороны Харкера это, должно быть, большая уступка, но насколько большая, Октавия понять не могла. Как вообще человек может захотеть убить другого? Она еще узнает об этом, если Харкер когда-нибудь убьет Норта. Потому что тогда она достанет этого мерзавца из-под земли.
Но сейчас его слова немного успокоили ее.
— Он определенно даст вам повод.
Харкер кивнул:
— Я подожду. Это я вам обещаю.
Вот и прекрасно. Больше нечего ждать от убийцы и бездушного животного.
— Благодарю. — Рот словно был набит опилками.
— Если вдруг решите бросить Шеффилда, найдите меня, не стесняйтесь.
Трясущейся рукой Октавия повернула ручку двери.
— Я вам не по карману, мистер Харкер.
— Я-то подумал, вы отдадитесь бесплатно. — От его насмешливого тона волосы на затылке встали дыбом.
— Вам — нет. Только мистеру Шеффилду. — Слова повисли в воздухе. Взяв себя в руки, Октавия вышла из комнаты, надела шляпу и перевела дух, только дойдя до кареты.
До прихода Норта оставалось совсем немного. То, что Октавия сделала, должно вернуть его к ней.
Глава 16
— Что она сделала?
Под яростным взглядом Норта молодой человек, стоявший перед ним, заметно оробел.
— Среди ночи тайком вышла из дому…
— Ладно, я понял. — Нахмурившись, Норт запустил пятерню в волосы. Что она пытается ему доказать? Если хотела напугать или вывести из себя, тогда это удалось. Что за чудовищная глупость — отправиться в логово к Харкеру! Но, несмотря на всю злость, Норт был поражен тем, что Октавии удалось отыскать мерзавца. Как, интересно, она это провернула? Норт лично занимался поисками того клуба, и — ничего.
Зачем она лезет, куда не просят? Ведь он предупредил ее об опасности. Для большинства женщин таких слов было бы достаточно. Но только не для Ви. Можно не сомневаться, она посчитала, что оказывает ему величайшую услугу, доказывает свою верность, ставя себя под удар.
Может, поступает так из чувства мести? Чтобы заставить Норта помучиться так же, как, по собственным словам, мучилась сама. Или хуже того, чтобы заставить его страдать за то, что он отверг ее, за то, что он предложил вручить свою любовь другому.
Октавия любит его. Его! Это была его самая сокровенная мечта и кошмарный сон. Октавия любит его не как друга, а как мужчину, но принадлежит другому. Связана с другим. Спинтон обеспечит ей жизнь, к которой она привыкла. Безусловно, у Норта тоже вполне безоблачное будущее. Учитывая наследство Октавии, они могли бы прожить безбедно, кое-что оставив после себя и детям.
Только вот, можно не сомневаться, общество никогда не примет его. Если все эти люди отвергали его так долго, с чего бы им открыть ему объятия сейчас? Он никогда не согласится, чтобы его дети страдали так же, как он в свое время. Детей Октавии допустят в общество и не будут издеваться из-за того, что их отец незаконнорожденный.
Такое вот несчастье. Но с другой стороны, если бы Норт был законнорожденным, он никогда не смог бы встретиться с Октавией.
Хотя, случись, что он был бы настоящим Райлендом, они могли бы встретиться с Октавией на каком-нибудь балу или приеме и влюбиться друг в друга. И не существовало бы никаких препятствий для их брака. Но тогда Норт ничего не знал бы о ее прошлом. Между ними не было бы такой тесной связи, как сейчас. Нет, все идет так, как должно идти. Он такой, какой есть. Рожденному ни для того ни для другого мира, ему пришлось создать свой собственный. Но сейчас… Сейчас пришло время выбирать.
Октавия любит его. А он? А он никогда не признается, даже самому себе, насколько глубоко его чувство к ней. Норт таил его в себе и не собирался выставлять напоказ. Это был единственно приемлемый образ действий.
— Сэр?
Норт поднял голову и встретил взгляды самых близких из своих людей. Сколько он так простоял, думая об Октавии? Лучше бы ему подумать о Харкере, о том, как наконец поймает эту сволочь.
— В чем дело, Морис? — раздраженно спросил Норт.
— Мы ждем, что вы скажете.
Ах да, они ждут приказа. Может, поручить Фрэнсису руководство операцией? Фрэнсис не такой рассеянный.
— Харкер все еще в клубе?
Морис кивнул. На гладкий лоб упала прядь волос.
— Если только там нет тайного хода, о котором мы не знаем.
Зная Харкера, такое вполне возможно.
— Если я не вернусь через два часа, дайте знать на Боу-стрит и берите клуб приступом.
Фрэнсис хмуро глянул на Норта:
— Вы идете в одиночку?
Запахивая плащ, Норт кивнул.
— И что?
— Ради Бога, зачем?
Если бы у него в глазах отразилась ярость, которую он сейчас испытывал, Фрэнсис без труда понял бы, что он задумал.
