Стрельцы медленно затворяли ворота.
Алебардщики так и остались по ту сторону – будут ждать здесь возвращения царя,
сменяясь через каждые два часа. И то диво, как они выдерживают в своих
железяках столь долгое стояние на морозе! Конечно, под шеломом, более
напоминавшим перевернутый, до блеска начищенный котел, у каждого вздет вязаный
подшлемник, да и под кирасами внизу теплые, простеганные суконные кафтанчики и
меховые безрукавки, а все едино – не сравнить с теплыми тулупами, которые
надевает московская ночная стража студеными декабрьскими ночами. Ну что ж,
такая уж их, наемников, доля. Служба у каждого своя, а, по слухам, платят
чужинцам щедро!
У царя было три иноземные дружины: одна под
началом француза Якова Маржерета, вооруженная протазанами
[3]
с позолоченным изображением русского орла, с
древками, которые были обтянуты бархатом, а поверх него увиты серебряной битью
[4],
с золотыми и серебряными кисточками. Дружина Маржерета выглядела самой
нарядной, платье у алебардщиков было бархатное – праздничное, а будничное –
суконное. Хорошо было также воинство Матвея Кнутсона, ливонца: их алебарды
украшены царским гербом на обеих сторонах лезвия, платье темно-синего цвета с
красными камковыми
[5]
рукавами и такого же цвета штаны, а камзол обшит бархатными с битью шнурами.
Третьей дружиной начальствовал ополячившийся немец Альберт Вандеман, которого
чаще отчего-то звали пан Скотницкий. У его дружины одежда была обшита зеленым
бархатом.
Такова была воля царя Димитрия – окружить себя
не стрельцами, а иноземными солдатами. Его повадка казалась москвичам весьма
диковинной, ведь все русские прирожденные цари выезжали верхом всегда в
сопровождении стрельцов. А этот носится с горсткою своих трабантов
[6].
Стрелецкое же войско, вооруженное длинными пищалями, стоит на охране Кремля и
самого города. Лишь иногда государь дает приказ вывести войско на берег
Москвы-реки, чтобы заставить играть в детские игрища: строить деревянные или
снежные (смотря по времени года и погоде) крепостцы, брать их приступом и
обстреливать из больших пушек, которых было в последний год отлито немало, хотя
пушек и так хватало в Москве. Ну, зато пушкари теперь всегда при деле: уж и
ядер переводилось на государевы забавы! Вот ведь и ночь ему не в ночь: не иначе
черт щипнул за бок – чего сорвался в крепость еще до заутрени, словно татары
подступают к городу?
«Татары, – мысленно повторял Димитрий,
отворачивая лицо от студеного ветра, – татары, татары…»
Он твердил это слово, чтобы горячую голову не
терзало воспоминание о черных косах, только недавно ласково обвивавших его шею,
о белой руке, по-детски подложенной под щеку, о нагой груди, с которой сползло
покрывало, открыв взору нежную округлость, завершенную темно-розовым, набухшим
от жадных поцелуев любовника соском…
«Татары, татары, татары…»
Вечная угроза русским землям, неиссякающая
угроза, тем более опасная, что силища эта злобная наваливается внезапно и
стремительно. Отправляясь в набег, они ведь никогда не берут с собой тяжестей,
которые мешали бы им и затрудняли продвижение, а именно запасов провианта или
амуниции. Татары, как всем известно, питаются конским мясом и обыкновенно берут
с собой вдвое больше лошадей, чем людей. У каждого всадника по две лошади:
устанет одна – он вскакивает на другую, а освободившаяся лошадь бежит за
хозяином, как собака, к чему она приучается очень рано. И когда падет лошадь,
что бывает часто, татары едят конское мясо: взяв кусок, они кладут его под
седло, пустое внутри, и мясо там лежит и преет до тех пор, пока не сделается
мягким. Тогда они охотно едят его; сверх того, они отовсюду уводят скот и таким
образом обеспечивают себе пропитание. Приближаясь к реке, они связывают вместе
поводья и хвост обеих лошадей, на которых сами становятся, привязав сделанные
из дерева луки к спине, чтобы не замочить их и не ослабить тетиву. И таким
образом татары чрезвычайно быстро переправляются через реку и наваливаются всем
скопом на поселение. Они все одеты с головы до ног в овечьи или звериные шкуры,
так что видом походят на чертей…
«Очень хорошо! – усмехнулся
Димитрий. – Мое «чудовище ада» про них в самый раз будет. Чертовщина
против чертей!»
«Чудовищем ада» на Москве называли придумку
царя – крепость на колесах, внутри которой были установлены полевые пушки и
всегда имелся изрядный огнестрельный припас, чтобы употребить против внезапного
натиска татар. Димитрий надеялся, что частые огненные залпы напугают и самих
всадников, и, что не менее важно, лошадей. Да, крепость на колесах была
измышлена весьма хитроумно. А уж как изукрашена! На стенах ее были изображены
диковинные боевые животные – элефанты, называемые по-русски слонами – за то,
что при ходьбе весьма слоняются из стороны в сторону. Элефантов, сиречь слонов,
Димитрий видел в Польше на цветных гравюрах, изображавших жизнь чудесных
индийских стран. Между прочим, рассказывали, что одного такого слона привели как-то
в подарок царю Ивану Грозному, отцу-батюшке, однако животное оказалось
строптивым, чина царского не почитало и нипочем не желало преклонить пред
государем колени, почему крутенький нравом Иван Васильевич вскоре разъярился
настолько, что повелел отрубить непокорному элефанту голову. Насилу выпросили
помилование для чудного животного!
Окна в движущейся крепости были сделаны точно
так, как на лубочных картинках изображаются врата ада, и из них должен был
извергаться огонь из больших пушек. А понизу шли ряды окошечек, подобных
головам чертей, из которых торчали жерла самых малых пушек.
Эта крепость была вся, от начала до конца,
придумана, нарисована и вычерчена для строительства самим Димитрием – так же,
как медное изваяние Цербера, страшно клацавшее зубами. Цербера он велел
поставить перед своим дворцом, и надо было видеть лицо Ксении, когда она
впервые увидела чудище! Сначала испугалась до полусмерти, спряталась за спину
Димитрия, долго потом даже во двор выходить не хотела, но в конце концов
привыкла к Церберу и даже, кажется, с трудом удерживалась, чтобы не отвесить
ему приветственный поклон в ответ на зубовное клацанье. Была совершенно
уверена, что чудище сие только наполовину медное, а вполовину – живое и таким
образом Цербер здоровается с царем и его любушкой.
