Какой-то человек с рыжеватыми волосами сунулся
было к Димитрию с саблей, но при виде алебарды юркнул в толпу.
Димитрий орудовал алебардой так ловко, что
ухитрился свалить двух или трех нападающих, а потом чья-то рогатина, совершенно
такая, с какой царь когда-то ходил на медведей, вышибла оружие из его рук.
Из толпы выстрелили, но люди мешали друг
другу, и выстрелы не попадали в цель. Однако Басманов понимал, что в другой раз
промаху не будет. Он с силой оттолкнул царя к себе за спину, так что тот
оказался в другой комнате, захлопнул за ним дверь и пошел на толпу, опустив
свою саблю и пытаясь воззвать к разуму этих безумцев:
– Опомнитесь, опомнитесь, братья бояре и
думные люди! Побойтесь Бога! Усмирите народ, не делайте зла царю, коему вы
присягали, не бесславьте себя!
Из толпы вырвался Михаил Татищев. При виде его
у Басманова на миг отлегло от сердца, он опустил саблю. Ведь Михаил был обязан
его хлопотам тем, что воротился из ссылки, был вновь приближен ко двору,
обласкан царем… Татищев поможет ему призвать толпу к разуму!
Но Басманов не знал, что против них с
Димитрием вышли изменники.
Татищев махнул рукой, и несколько ражих
мужиков навалились на Басманова, отняли саблю, заломили ему руки назад. Татищев
подошел, плюнул ему в лицо:
– Вот же тебе, вражий пособник! – и
ударил его кинжалом в сердце.
– Спасайся, государь! – успел еще
прохрипеть Басманов, а потом струя крови вылетела из его рта и, словно последний,
уже посмертный плевок, ударила в лицо предателя.
Тот, матерясь, отпрянул, утерся, нанес еще
один удар – но без толку: человека можно убить только единожды.
Труп Басманова отшвырнули. Толпа прокатилась
по нему, ринувшись вперед: добывать царя-расстригу!
Май 1606 года, Москва, дворец царя Димитрия
Этот сон снился ей часто и всегда пугал до
дрожи. Чудилось, Марина поднимается по крутой высокой лестнице, и чем выше
поднимается, тем круче становится лестница. Вот она уже почти прямо стоит, к
небесам вздымается… и вдруг Марина с ужасом обнаруживает, что лестница
бумажная! Она складывается под ногами, как гармошка, и Марина летит, летит со
страшной высоты…
Марина захлебнулась криком и проснулась.
Вскинула голову и сразу повернулась в ту сторону, где спал Димитрий. Скорее
прижаться к нему, обрести покой в его объятиях! Пусть руки мужа оставляют ее
холодной, пусть она не трепещет рядом с ним от страсти, но в его объятиях
покой…
Однако постель была пуста, Димитрия не было
рядом. И Марина сразу сообразила, отчего проснулась: со всех сторон гудели,
звонили колокола. Но, заглушая набатный звон, неслись отовсюду крики, вопли
ужаса, призывы о помощи. Кто-то неистово колотил в двери.
Марина рванулась было, чтобы отпереть, однако
страх сковал все движения и не давал двинуться.
– Димитрий! – крикнула она, надеясь,
что он вышел в умывальную или находится еще где-то поблизости, но муж не
отозвался.
«Пожар!» – подумала Марина, однако дымом
ниоткуда не тянуло.
И в ту же минуту до нее долетел голос Димитрия
– словно бы откуда-то сверху, с небес грянуло предупреждение:
– Сердце мое, здрада!
[66]
– Димитрий! – отчаянно закричала
Марина, заламывая руки, но никто ей не ответил. Слышны были только колокольный
звон, крики, в которых звучала то мольба, то угроза, стоны и женский визг.
Стало невыносимо холодно. Марина сгребла с
постели все покрывала и свернулась клубком, натянув на себя все, что могла.
Заткнула пальцами уши, затаила дыхание.
Если так лежать, может быть, ее никто не
найдет?..
Здрада! Димитрий сказал: здрада! Значит, это
мятеж… Москали восстали.
Марина уткнулась лицом в подушку.
Нет! Нет! Этого не может быть! Ведь только
вчера они так чудесно веселились. И тем ужаснее оказалось пробуждение.
Она вдруг стала задыхаться в куче одеял и
покрывал, выпросталась из-за них и услышала крики:
– Государыня! Панна Марианна! Милостивая
моя госпожа! Отвори!
И громовой стук в двери, и юношеский голос:
– Панна Марианна! Что с вами?! Во имя
Господа, отзовитесь!
Это был голос Янека Осмольского. А женщина,
которая кричит так пронзительно, что перекрывает все остальные звуки, –
Барбара Казановская.
Марина сорвалась с постели, ринулась к двери,
кое-как отодвинула засов: руки со страху вовсе отказались повиноваться.
Вбежали Янек с Барбарой, одетые кое-как. Янек
огромными, широко раскрытыми глазами только глянул на Марину – и рухнул к ее
ногам, схватил краешек подола, потянул к губам:
– Панна моя, звезда моя, вы живы…
И обмер, видя, что она в одной сорочке,
уставился на ее открывшуюся до колена обнаженную ногу. Лицо Янека вспыхнуло.
– Проснись! – взвизгнула Барбара,
весьма чувствительно ткнув его носком в бок. – Не время на коленях стоять!
Янек вскочил, предупредительно отвернулся.
Барбара одним махом надела на свою госпожу нижнюю юбку, потянулась к платью, но
в это время Марина вцепилась ей в руки:
– Где мой супруг? Где Димитрий?!
– Не знаю, – ответил Барбара. –
Басманов убит, вот все, что мне извест…
Она не договорила. Слова о гибели Басманова,
которого Марина знала как ближайшего друга и наперсника мужа, сразили царицу.
Это было все равно что услышать о гибели Димитрия!
У нее словно бы разум отшибло. Оттолкнув
Барбару, Марина выскочила из опочивальни, прорвалась сквозь толпу своих женщин
– простоволосых, полуодетых, бестолково мечущихся из комнаты в комнату, –
и вылетела в сени. И замерла, прильнув к стене: за поворотом гремела сталь о
сталь, слышались страшные крики – там сражались. Там уж точно смерть!
Повернулась к другой лестнице, еще пустой,
слетела по ней легче перышка.
Позади что-то кричал Осмольский, но Марина не
обращала на это внимания.
Пусть кричат, пусть зовут. Где-то здесь двери
в подвал. Там можно спрятаться и отсидеться. Там, где они с Димитрием играли в
прятки. Ее не найдут, ведь только Димитрий знает, где она пряталась. И когда
все кончится, он придет за ней…
Кое-как сдвинула с места тяжелую дверь,
проскользнула внутрь, но, сколько ни тащила дверь на себя, плотно закрыть ее
сил не хватило. Откуда-то накатило пронзительным криком, и Марина оставила свое
занятие, ринулась в глубь подвала.
