Дэниелс словно играл роль отца родного, но точно представлял, куда ударить побольнее. Он знал, что Уинтроп не допустит, чтобы с Нортом что-нибудь случилось. Что он сделает все возможное, лишь бы Брам не узнал, как чудовищно он испоганил свою жизнь.
В то же время Уинтроп не мог позволить обвести себя вокруг пальца, особенно этому ирландцу, для которого обмануть так же просто, как вскрыть замок.
Медленно, не спуская с посетителя глаз, он затворил дверь, и тяжелый дуб скрыл Дэниелса от него.
– Даю тебе три дня, паренек, – донеслось из-за двери. – Надеюсь, ты передумаешь.
Звук захлопнувшейся двери отозвался в голове Уинтропа, словно удар молота по наковальне. Пусть Дэниелс возвращается. Это мало что решит.
Три дня не изменят ничего.
– Поверить не могу, что он выбрал тебя, а не меня.
Прошло уже два дня после приема у Октавии и Норта, но Мойра и так поняла, кого сестра имеет в виду. Помимо обычной болтовни о разных красавцах и их готовности жениться, Минни постоянно возвращалась к единственной теме: Уинтроп Райленд почему-то предпочел танцевать с Мойрой, а не с ней.
– Ты плохо воспитана. – Мойра сказала это без сочувствия. Они завтракали в передней гостиной, в которой утреннее солнце заливало теплом светло-голубые стены. – Без сомнения, мистер Райленд отдает себе отчет, что он стар для тебя. Именно это делает его таким привлекательным и так озадачивает тебя. Передай джем, пожалуйста.
Минни испытующе смотрела на нее, пока протягивала ей фарфоровый горшочек с другого конца полированного дубового стола.
– Не ешь слишком много. Ты же не хочешь растолстеть вновь.
Мойра замерла. Весь ее завтрак состоял из тоста и чая, что не представляло особых причин для беспокойства по этому поводу. И теперь она была вынуждена отставить тарелку и выслушивать сестру.
Чем бы, конечно, дитя ни тешилось… Минерву раздражали замечания прямолинейной старшей сестры. Девочка ожидала обожания от всех, с кем встречалась. Если было по-другому, жизнь становилась несчастьем. Бог знает, отчего их родители были так неразумны в чрезмерном проявлении любви к ней. Наверное, поэтому Минни жаждала такого отношения от любого.
Мойра всегда удивлялась, как сестра не может жить в ладу сама с собой.
– Толстая или нет – не твоя забота, – ответила она не торопясь, густо намазывая тост клубничным джемом. Конечно, ей не хотелось растолстеть снова. Даже виконтесса Дивен отметила, как она изменилась за несколько последних месяцев. Кое-какие платья стали велики, но ведь это совсем не плохо. Определенно она может себе позволить положить немного больше джема на тост.
– Сомневаюсь, что мистеру Райленду нравятся полные женщины.
Мойра даже не посмотрела на нее.
– Возможно, поэтому ты не станешь есть третью сосиску.
– Какая ты заноза! – Минни стукнула вилкой о фарфоровую тарелку.
– Ты тоже. Тебе не кажется, что это подтверждает, что мы родственницы?
Как ни странно, но последнее замечание вызвало улыбку у младшей сестры.
– Так глупо – спорить из-за джентльмена, правда же? Ведь их так много вокруг.
– Натура такая. – Мойре тоже ничего не оставалось, кроме как рассмеяться. Она не могла долго сердиться на сестру.
– Однако, – заметила Минни, посмотрев на эту третью сосиску, – я завидую. Уинтроп Райленд очень хорош.
– В самом деле? – Поднося чашку к губам, Мойра сделала вид, что не понимает.
Теперь настала очередь Минервы рассмеяться.
– Я еще пока не готова вот так сразу отдать его тебе. – Мойра сделала круглые глаза.
– Ему за тридцать, Минни. А тебе нет и двадцати.
– Ну и что? Отец старше мамы на пятнадцать лет. Она думает, что это самый лучший пример?
– И мы с тобой знаем, что за счастливый союз это был. – Ее замечание не прошло мимо сестры.
– Интересная точка зрения. Надо будет потом обсудить.
Мойра улыбнулась. Временами, когда Минни не становилась жуткой головной болью, она любила свою младшую сестру. Она даже тосковала по ней, когда та уезжала. Зато она не скучала без материнских писем. Мать писала часто и постоянно требовала сообщить, в чем дело, что Мойра делает не так, если Минерва до сих пор не обручена.
Единственное, почему Мойра не приглашала ее, чтобы она сама занималась поиском мужа для Минни, было то, что она терпеть не могла свою мать. Наверное, со стороны это выглядело ужасно, но Мойра не могла заставить себя думать по-другому. Большинство людей, которые знали Элоизу Баннинг, не любили ее. Она была несносна.
Как Мойра была благодарна судьбе за встречу с Энтони Тиндейлом! У нее в жизни было мало друзей, и Тони стал самым главным. Она тут же воспользовалась шансом выскочить за него замуж, попрощаться с семьей и не возвращаться к прошлому. Ей и в голову не пришло, что она может пожалеть об этом, что в один прекрасный день ей захочется, чтобы муж смог полюбить ее – он-то ей нравился – так, как мужья должны любить своих жен.
Жизнь виконтессы требовала большой отдачи. Мойра никогда не могла подумать, что вечера и балы могут стать неприятной ежедневной обязанностью. Иногда она предпочла бы выдрать зуб, лишь бы не выходить из дома. Ей пришлось как следует похудеть, чтобы стать элегантной и привлекательной. И Тони запретил ей худеть дальше. Можно такое себе представить?
Кроме того, были приемы, которые они устраивали в своем собственном доме. Тони дал Мойре полную свободу заниматься домом, и она воспользовалась этим правом. Она устроила так, что слуги делали свое дело незаметно и на самом высоком уровне. Она добилась, чтобы каждая комната в доме стала своеобразным учебником по стилю и элегантности, чтобы драпировки были приятны на ощупь, а цвета радовали глаз. Она сама сделала свою карьеру – лучшей виконтессы, какой она только может быть, и никто не смог бы найти ни малейшего изъяна в жене виконта Осборна.
Она прочла немыслимое количество книг по этикету, правилам поведения и общения. Она постоянно читала газеты, поэтому могла обсуждать текущие события с джентльменами, и «Ля бель ассамбле», которая давала пищу для разговоров с дамами. Она познакомилась со всеми популярными поэтами и писателями, а также с большинством малоизвестных. Она осваивала вещи, которые просто ненавидела. Все были уверены, что она играет на фортепиано и арфе. Правда, никто так и не предложил ей сыграть. Слава Богу, никто не просил ее петь. Она даже научилась играть в вист и пикет, хотя не была уверена, что разбирается во всех тонкостях этих занятий. И она не была большой любительницей карт. Таким образом, она стала образцовой виконтессой. Несмотря на все усилия, которые приходилось прикладывать, и заботы, которые это доставляло, ее жизнь с Тони была счастливой, и ей не хватало его сияющего лица. Она скучала по его улыбке, по его злому остроумию. Но больше всего ей недоставало внутреннего комфорта, который он сумел создать для нее. Тони никогда не требовал от нее невозможного, всего лишь быть самой собой. Тем не менее она чувствовала, что никогда не сможет произвести на него впечатление как женщина.
