Она покраснела еще больше, но не отвела глаз.
– Ты убедишься, что я не легкая цель, Уинтроп.
По крайней мере, он заставил ее называть себя по имени.
– Я не против соперничества твоей и моей воли. Я приму выбор, который сделаешь ты.
Она задумалась на мгновение. И он почувствовал, как она внутренне отстранилась от него, хотя и не двинулась с места.
– Скажи, на нас делают ставки у букмекеров, и как мы идем?
Уинтроп затряс головой, чтобы прийти в себя, ему показалось, что он не расслышал, что она сказала.
– Извини, повтори еще раз.
Она наконец сняла его руку со своего бедра.
– Скажу проще. Ты решил оказать мне внимание, чтобы выиграть пари? Для себя или для кого-то еще?
Он почувствовал бы себя смертельно оскорбленным, если бы это предположение не было таким нелепым.
– Ты пытаешься обидеть меня с какой-то целью или это просто недостаток твоего характера?
Краска залила ее лицо и шею, и это было изумительное зрелище.
– Я предпочту оскорбить тебя, чем снова стать объектом насмешек.
– Снова? – Это означало, что такое уже случалось. Кто отважился смеяться над ней? Она получит его голову на блюде.
Сейчас она сидела отвернувшись.
– После смерти мужа, пока я была в трауре, мне очень помогал один джентльмен. Я считала его своим другом, по меньшей мере. Мне было с ним спокойно, и я доверяла ему.
Она вздернула подбородок и посмотрела ему прямо в глаза, ожидая, что он договорит то, что не сказала она.
– Он заключил на тебя пари? – Мойра кивнула.
– Он со своими закадычными друзьями решил, что поиграть моими чувствами – хороший спорт. Его помощь и поддержка потребовались ему только для того, чтобы проторить дорожку к моей постели и к пятистам фунтам.
Уинтроп выдержал ее взгляд, несмотря на непреодолимое желание отвести глаза.
Он знал, такое случается. Мужчины все время заключают глупые пари в «Уайтсе» и разных других клубах. Пари могут касаться чего угодно – от когда такой-то чихнет до когда такой-то умрет. Женщины рассматривались как интересный объект.
Он мог бы принести извинения за сильный пол, но не все мужчины такие мерзавцы, и, кроме того, ему не хотелось, чтобы это выглядело так, словно ему самому есть за что просить прощения.
– Единственное, что мне нужно, – завоевать тебя.
– Могу себе представить. – Она усмехнулась.
– Думаю, как раз не можешь, – сказал он сухо. – Ты значишь для меня больше, чем твое тело. Я хочу тебя всю.
Между ее бровей появилась складка, она пыталась понять значение сказанного. Если бы он смог продиктовать смысл по слогам, он бы сделал это.
– Я не хочу провести в твоей постели только одну ночь.
– Тогда сколько? – Ее глаза сделались круглыми. Уинтроп пожал плечами. Что, черт возьми, он говорит?
Он не понимал, но чувствовал, что не может остановиться.
– Намного больше. Это зависит оттого, сколько ты сможешь дать, а я взять. Я ничего не могу обещать, мы оба не можем, но я не думаю, что за одну ночь мы полностью исчерпаем себя.
– Ты очень самонадеянный.
– Да, конечно. – Зачем отрицать очевидное? – К тому же очень надеюсь на тебя.
Ее глаза стали узкими. Казалось, она пытается проникнуть в его сознание. Он мысленно пожелал ей удачи пробиться через его дубовый лоб.
– Можешь поклясться, что будешь честен со мной?
– Дай Библию, и я поклянусь на ней. Принеси бумагу, и я подпишу клятву, если хочешь, кровью.
– В этом нет необходимости. – Несмотря на улыбку, на ее лице было странное задумчивое выражение. – Я поверю тебе на слово.
Непонятно, по какой причине, но от ее слов по спине побежали мурашки. То ли от страха, то ли от удовольствия, он не мог точно определить.
– Итак, ты позволяешь мне соблазнить тебя?
Рука на его груди оттолкнула его, когда он снова потянулся за поцелуем.
– Можешь попытаться.
– Отлично, – улыбнулся Уинтроп.
– Но не сегодня. – Она снова отстранила его и улыбнулась, как мать ребенку – ласково, сердечно и непреклонно. – Сейчас тебе пора идти.
Спорить не было причины, и он не хотел, чтобы она чувствовала, будто на нее давят. Чтобы она уступила ему, сознавая, что у нее нет выбора. У нее вообще не должно быть выбора.
– Согласен. – Они поднялись. – Когда я снова увижу тебя?
– Через два дня, – откликнулась она. – Я пригласила на обед Октавию и Норта. Можешь присоединиться к нам.
Присутствие свидетелей не входило в его планы.
– Тогда до встречи.
Он поцеловал ее быстро, но крепко. Как же дождаться новой встречи с ней?
Дверь за ним затворилась, Уинтроп постоял в оцепенении, глядя на нее какое-то время. Похолодало. Крупные хлопья снега падали, скрывая траву. Он торопливо прошел через сад на улицу, а потом туда, где его ждал экипаж. Кучер сидел внутри, как и приказал Уинтроп. Совсем не нужно, чтобы человек замерз насмерть, если его хозяин забрал себе в голову такое, что и клином не вышибешь.
– Джон, домой.
– Да, сэр.
Какое-то время домом был Крид-Мэнор, где выросли он и его братья. Это, кстати, было недалеко от нынешнего жилья Мойры, в пределах богатого района Мейфэр. Теперь он разместился в апартаментах на Графтон-стрит, более подходящих его общественному положению холостяка. То есть он жил достаточно близко к Мейфэру, что было модно, с одной стороны, а с другой – достаточно далеко от этого района, чтобы не чувствовать себя рыбой в садке. Квартира была удобной. Камердинер следил за его внешним видом. Раз в неделю приходила женщина, чтобы навести порядок. Он питался когда и где хотел, как правило, в доме у Норта. Он жил по собственному времени и по своим правилам. Его образу жизни мог позавидовать любой.
Но если бы они знали, как смертельно одиноко ему бывало по временам!
В кабинете горела лампа. Сердце замерло. У него гости.
– Привет, парнишка.
Уинтроп закрыл глаза. Неужели опять?
– Мне и вправду нужно поменять замки.
– На земле нет замка, который я бы не сумел открыть.
– По крайней мере один есть. В тюремной камере на Боу-стрит, например.
Дэниелс предпочел проигнорировать его колкость.
– Туда легко попасть и просто выйти оттуда, мальчик мой.
– Совсем нет.
