Если он не будет вести себя с ней по-прежнему – напористо и уверенно, тогда она решит, что он потерял к ней всякий интерес. Или ее опасения были оправданны, и она вообще была безразлична ему.
А может, у него на уме более серьезные намерения, чем флирт? Во всяком случае, от нее мало что зависит. У этого человека своя жизнь, в которую она не намерена вмешиваться.
– Вы выглядите так, как будто вам больно, миледи.
Он сказал «миледи» не так, как говорят в соответствии со светскими условностями. Это прозвучало так, словно она по-настоящему принадлежит ему.
Она доверчиво взглянула на него.
– Меня очень беспокоит ваше необычное состояние, сэр. Неужели это не понятно?
Его губы насмешливо скривились, но глаза, излучавшие тепло, говорили, что он оценил ее озабоченность. Это смягчило его ядовитую усмешку.
– Обещаю, что завтра вечером буду самим собой на вашем сборище.
– Отлично, – улыбнулась Мойра.
– Но только если мне будет позволено остаться, когда все разойдутся.
О, как он опасен! И ему так же трудно отказать, как капризному ребенку.
– Договорились.
– Прекрасно. – Его пальцы на крышке стола придвинулись к ней на дюйм ближе. – Ты играешь в шахматы?
Шахматы! Его рука находится меньше чем в дюйме от нее, а он хочет поговорить о шахматах? И ни слова о соблазнении, о поцелуях…
– Когда-то играла, – покорилась она, а ее пальцы непроизвольно едва не дотронулись до его руки. – От мужа остался старинный набор.
Он кивнул головой. Может, ему надоело, что она вспоминает Тони?
– Тогда мы сыграем.
– Мне легко представить, что ты играешь в азартные игры, но только не в шахматы. – В шахматы обычно играют люди другого склада. Это совсем не значило, что она считала Уинтропа не имеющим интеллектуальных наклонностей. Совсем наоборот. Но, судя по внешнему виду, он принадлежал к тем мужчинам, кто предпочитает, как бы это сказать, нечто более возбуждающее.
Он смотрел на нее покровительственно, но с нескрываемой нежностью.
– Моя дорогая Мойра, игра в шахматы – это стратегия и расчет. Она не имеет отношения к удаче. Здесь главное – систематическое подавление противника.
Звучит многообещающе!
– Как я могу сказать «нет» после такого объяснения? – Ее сарказм он не пропустил мимо ушей и улыбнулся, как озорной мальчишка. Она любила, когда он так улыбался. Не то что та, другая улыбка – очаровательная и искусственная.
– Только не говори мне, будто не рассчитывала, что я сдамся на твою милость.
На ее милость? Ему? Вряд ли она могла себе представить это. Хотя сама идея подчинить его себе, хотя бы ненадолго…
– Вижу, что эта идея нравится тебе. – Его взгляд загорелся, словно пламя. – Обыграешь меня, буду выполнять любые твои желания и капризы до конца вечера, пока тебе не надоест.
Да, он, конечно, знает, как искусить ее!
– А если выиграешь ты?
Он бросил беглый взгляд поверх нее, и этого было достаточно, чтобы все в ней вспыхнуло. Но потом снова посмотрел ей в глаза.
– У меня есть кое-какие прихоти, которые ты, полагаю, могла бы осуществить.
Она должна была понимать. Она знала. Она по собственной воле шла по этой дорожке, полностью отдавая себе отчет в возможных последствиях. Не стоило изображать шок, если в глубине души она надеялась, что их разговор выйдет на эту тему.
– Ты не будешь заставлять меня делать, что я не захочу? – Она так тихо задала вопрос, что не расслышала его сама.
Похоже, его мало беспокоили ее проблемы. Непроницаемая улыбка, словно от негодования, что она может заподозрить его в намерении сделать что-либо бесчестное.
– Ты, Мойра, возможно, сама удивишься вещам, которые тебе захочется сделать. Но нет, я не буду принуждать тебя.
Какая-то часть ее твердо знала, что он не станет настаивать, но все равно ей нужно было убедиться.
– Договорились, давай сыграем и посмотрим, кто кому будет угождать.
Темно-синие глаза замерцали, когда он еще чуть-чуть придвинулся к ней.
– И в том и в другом случае не представляю, как я смогу проиграть.
Он подмигнул и тут же выпрямился.
– А вон и мой брат.
Его чувство времени было превосходным, как раз в этот момент вернулся Натаниэль.
– До завтрашнего вечера, леди Осборн. – Он надел шляпу и откланялся.
Мойра попрощалась в ответ.
Перекинувшись парой слов с Натаниэлем, он отошел. Ее приятель устроился напротив нее, в каждой руке по чашке благоухающего шоколада.
– Как все прошло с Мэтью? – задала она вопрос.
– Давай поговорим об этом потом, – заявил Натаниэль, двинув чашку с шоколадом в ее сторону. – Сначала я хочу узнать, о чем вы тут с Райлендом говорили.
В конце декабря ночи рано приходят в Лондон. Еще не наступил вечер, а город уже полностью погрузился во тьму. Уинтроп в одиночестве сидел в своей квартире, расположившись возле окна, из которого была видна улица внизу. Пламя от камина не могло разогнать повисшую в комнате темноту, а его тепло не давало ощущения уюта. Сполохи огня рождали на стенах зловещие тени, которые грозили подчинить его себе и увлечь с собой туда, вниз, в их мир. Он ждал их, но они все не приходили. А может, он уже им и не нужен. Не слишком ли черна его душа даже для них?
Полупустой стакан с виски томится в его руке. Ноги, скрещенные в лодыжках, лежат на подоконнике. Можно было бы выйти развеяться. Недостатка в сборищах в это время года в городе не было. Но в клубах занимались бизнесом, и там сидели все те же, кто, как и он, оставался в Лондоне круглый год. При желании он мог бы найти кого-нибудь, кто сумел бы развлечь его. Но не было охоты отвлекаться. Ему казалось, что прошлое со всеми незначительными мелочами подступило и завладело им. Поэтому хотелось побыть в одиночестве, чтобы разобраться во всем.
Сквозь свое отражение в стекле он глядел на суету у себя под ногами. На улице было сыро и голо. Тут и там полосы грязного снега и кучки конского навоза. Мимо неспешно проплывают экипажи, хотя время года наложило свой отпечаток на уличную суету. Люди прогуливаются по тротуарам, мужчины и женщины рука об руку. Мужчины говорят о чем-то. Время от времени проходят одинокие леди. Наверняка они совеем не леди. Куда влечет их одиночество? На что толкает? Не угрожает ли им опасность? Беспокоит ли их это? А его?
Загорелись уличные фонари, которые, словно металлические ангелы, посылают потоки света в окружающую ночь. Может, это просто настроение такое, но временами ему казалось, что в них заложено нечто мистическое, волшебное, потустороннее. Иногда он воображал, что, если подождать подольше, один из этих фонарей укажет ему, как найти ответы на вопросы, которые так мучают его.
