И почему ему потребовалось пять дней на размышления после того, что случилось в ту ночь? Даже она не мучилась по этому поводу так долго.
– Мойра! – воскликнула Блайт, заключая ее в бурные объятия. – Как чудесно, что ты приехала!
Мойра тоже была рада ей, хотя от таких объятий трещали ребра.
– Так приятно увидеть дружеское лицо, – призналась она, когда великанша наконец отпустила ее. – Я не знакома с большинством гостей.
– Сейчас мы это исправим.
Взяв ее за руку, Блайт извинилась перед мужчинами и потянула Мойру за собой. Та не сопротивлялась. Вздумай она упираться, ухватившись за кого-нибудь из гостей, ей все равно не удалось бы преодолеть силу по имени Блайт. В следующие двадцать минут Мойра познакомилась с Лилит – самой леди Энджелвуд – и с ее подругами – леди Брейвен и леди Уэлфрам. Она была в восторге от них и приняла три приглашения как-нибудь выпить вместе чаю.
Потом Блайт представила ее виконтессе Прейд, бизнесмену с фамилией Данлоп и его очаровательной жене и массе других людей, чьи имена она не смогла удержать в памяти. В ее голове кружились безымянные лица, которые она надеялась увидеть еще раз и запомнить.
– О нет, – вдруг простонала Блайт, увидев трех дам, приближающихся к ним. – Прости, Мойра, но, я думаю, мы не сможем избежать их.
Мойра вопросительно подняла брови в ответ на извинения подруги. Кто они, эти три леди, от вида которых так сжалась Блайт?
Нет сомнений, это были леди Дюмон, Пеннингтон и Брайтстоун.
– Леди Брайтстоун – отъявленная сплетница, – торопливо шептала Блайт, пока дамы приближались. – Пеннингтон – просто гадина. Она попыталась сделать невыносимой жизнь Вари, когда та только приехала в Лондон. А Дюмон… – Выражение лица Блайт стало почти сочувственным. – Леди Дюмон – бывшая приятельница Уинтропа.
– О! – Краска бросилась в лицо Мойры. Она прекрасно понимала, что имела в виду Блайт. Она также догадывалась, если у этой женщины остались чувства к Уинтропу, она будет воспринимать Мойру как свою конкурентку.
Дамы подошли почти, вплотную, избежать их было, невозможно. Они, словно три гарпии, высматривали беспомощную жертву. Одетые самым изысканным образом, с перьями в волосах, с косметикой, подчеркивающей особенности лица, они больше походили на манекены из модной лавки, чем на живых людей.
– Леди Блайт! – приветствовала самая старшая дама. – О нет, сейчас просто миссис Райленд, не так ли?
Блайт улыбнулась ангельски безмятежно:
– На самом деле – леди Райленд, Моего мужа уже посвятили в рыцарское достоинство, вы, наверное, знаете, леди Пеннингтон.
– Ах да. – Тучная женщина с фальшивым дружелюбием обратилась к Мойре: – А это, должно быть, леди Осборн.
Блайт представила их, и Мойра изо всех сил постаралась быть искренне сердечной с каждой из них, хотя пышногрудая леди Дюмон была явно готова выцарапать ей глаза. Но Мойра не могла думать о пухлой блондинке как о сопернице. Конечно, у нее пышная фигура, но вокруг такая порочная аура, которая, как понимала Мойра, не могла удержать Уинтропа надолго.
– Вы приехали вместе с Уинтропом Райлендом, леди Осборн? – задала вопрос леди Пеннингтон.
Они торопились сразу перейти к главному. Мойра постаралась сохранить бесстрастное выражение лица.
– Совершенно верно.
Узенькие глазки леди Пеннингтон заблестели.
– Он очень красивый мужчина.
Мойра кивнула в ответ:
– Думаю, большинство женщин согласятся с вами. – Нельзя позволить им заклевать себя.
Хотя леди Пеннингтон явно надеялась на обратное.
– Он по-настоящему замечательный образец вида, называемого «мужчины».
Леди Брайтстоун озадаченно посмотрела на нее:
– Вы говорите о нем, как будто он насекомое или животное.
Леди Дюмон улыбнулась собеседницам:
– Ну разумеется. У него все как у коня.
О Господи, неужели они заранее расписали весь разговор ради этой единственной фразы? Мойра изобразила гримасу. Она понимала, что леди Дюмон преувеличивает специально.
– Просто нелепость какая-то. Никто из мужчин не может быть так уродливо огромен. – Надо же, она, кажется, сказала это слишком громко.
Дамы тоже заметно удивились ее вспышке, а Блайт скрыла улыбку ладонью.
Леди Дюмон разглядывала ее из-под ресниц.
– Уверяю вас, леди Осборн, я знаю все, что там есть у Уинтропа.
Эта женщина обдуманно пыталась уязвить ее, выставить дурочкой, заставить разозлиться. Мойра расправила плечи, чувствуя, как ее раздражение передалось Блайт, стоящей за ее спиной.
– А я уверяю вас, леди Дюмон, что знаю – он не похож на жеребца в этом смысле. Вероятно, вы совершенно не знакомы с тем, что там у него есть, как бы вам этого ни хотелось.
О, кто ее тянул за язык! Четыре женщины уставились на нее, широко открыв глаза и распахнув рты. Блайт была в ужасе, три другие поражены не меньше. Вряд ли они могли хоть на секунду предположить, что она – чопорная виконтесса – может изъясняться настолько скандально. Уинтроп Райленд и в самом деле оказывает на нее плохое влияние.
– А сейчас, дамы, прошу меня простить, мне нужно на свежий воздух.
Ей не удалось отойти далеко, как ее перехватила Блайт:
– Это было грандиозно. Теперь ты – моя любимица. – Мойра остановилась и смущенно взглянула на нее. Весь пыл и гнев ушли.
– Как ты думаешь, что скажет Уинтроп, когда узнает? – Она не сомневалась, ему все обязательно станет известно.
Блайт отмахнулась:
– Он посмеется, особенно когда услышит, что ты ответила.
О да, он будет в ужасе, проведав, как она заявила одной из знаменитых лондонских кумушек, что его мужское достоинство не так уж и велико. Мужчины ведь очень щепетильны в этих делах.
– Тебя это всерьез беспокоит, не так ли? – Сказано было с таким искренним сочувствием, что Мойра, которая до этого момента относилась к Блайт без особой теплоты, прониклась к ней настоящим обожанием.
Мойра кивнула в ответ:
– Я не привыкла сталкиваться с подобными ситуациями. Наверное, я слишком долго оставалась без кавалера, стоя у стенки.
Столько лет она была образцовой виконтессой и теперь разрушила этот образ, заявив нечто неподобающее и постыдное. Она как будто запачкала имя Тони. И свое тоже.
Рыжая великанша улыбнулась ей, подбадривая:
– Ты отстояла свои владения. Не позволяй им испортить тебе вечер.
Мойра благодарно пожала руку Блайт:
– Пусть и не надеются. Но мне нужен укромный уголок, чтобы немного побыть одной. Ты меня извинишь?
